В полночь выпала пороша, к утру прояснилось, а когда побагровевшее от холода солнце осветило гребенки лиственниц на недалеком горном перевале, красный столбик термометра оцепенело застыл у цифры 38.
Нам с проводником предстояло сделать небольшой переход за перевал - этак километров пятнадцать; дорогу мы знали, а потому, "уходя от мороза", двинулись часов в одиннадцать, когда солнце уже вошло в свою невеликую зимнюю силу и снег заискрился удивительной чистотой и свежестью.
С нами бежала небрежно, но легко и красиво, забросив скрученный в кольцо хвост на спину, крупная лайка - опытный и испытанный охотничий пес. Она старательно прочесывала тайгу, не оставляя без внимания ни вывороченное дерево, ни еловую крону, ни пустоты в корнях или камнях. И даже в снег то и дело совала свой нос, принюхиваясь, а потом отфыркиваясь.
Деловито заглянув под валежину, собака вдруг заволновалась и, завиляв хвостом, исчезла под ней, но тут же выскочила с другой стороны и кинулась в густую и дружную семью старых елей у ключа. А через полминуты залаяла, да так звонко и азартно, что мы решили: соболя взяла.
Лайка вертелась вокруг кучи снесенного летним паводком мусора, совала нос под него то там, то здесь, взволнованно сопела, фыркала, взлаивала и поскуливала. Зверек находился, конечно же, под мусором, и мы стали помогать собаке, вороша его палками. Мелькнуло раз и два в этой куче что-то белое, и тут пришло разочарование: не соболь там был - горностай.
А собака металась от резкого запаха, с помощью которого зверек оборонялся, она фыркала, кашляла, даже пустила слезу, но не отступала.
В какой-то миг устоявшуюся густую тишину морозного воздуха вдруг разорвал истошный, отчаянный и обиженный собачий лай, даже не лай, а визг. Собака трясла головой, пытаясь сбросить горностая, вцепившегося ей в нос зубами и когтями. И было так странно видеть здоровенного пса, атакованного крошечным зверьком, в котором весу было раз в сто меньше. Да и атака была невиданно дерзкая и беспредельно отважная.
Мы кинулись выручать собаку и уже были рядом, как горностай пружинисто оттолкнулся от собачьего носа, взвился в воздух, отскочил метров на пять, зло оглянулся на нас, а потом легкими и уверенными прыжками понесся к полуповаленной валежине и вскочил на нее.
Собаке стало не до горностая - она слизывала кровь, капавшую с носа, повалившись на снег. Я торопливо полез в рюкзак за фотоаппаратом и помчался к валежине, на ходу расстегивая футляр, взводя затвор и устанавливая выдержку. А горностай как бы позировал, его застывшая маленькая грациозная фигурка была воплощением энергии, ловкости, смелости, и, пожалуй, весь его вид говорил о чувстве собственного достоинства. Он неподвижно стоял столбиком, опустив передние лапки вдоль живота, на фоне черной коры валежины выделялось его белым-белое тело, а на мордочке антрацитово чернели бусинки глаз и кончик носа темнел в центре жесткого веера светлых усов. Только хвост с угольно-черным, будто тушью окрашенным кончиком, ходил туда-сюда, то поднимаясь восклицательным знаком, то изгибаясь вопросительным, то скручиваясь восьмеркой - это выдавало волнение и напряженность зверька. Таким он и врезался в мою память.
Горностай в зимнем наряде
Когда я, суетясь с фотоаппаратом, подошел к горностаю непозволительно, с его точки зрения, близко, он опустился на передние лапки, выгнул спину дугой и стал... угрожать мне. Поводил головой, шипел по-змеиному, яростно и громко стрекотал, злобно поблескивая бусинками глаз, и даже показывал тоненькие лезвия клыков. Просто не верилось: во внешне безобидном, очень милом, симпатичном зверьке в нежной меховой шубке бурлила такая смелая, безудержная решимость.
Я уже приготовился щелкнуть затвором, но зверек вдруг оказался в тени. Подождав немного, я отломил длинный прут высохшей лещины и попытался осторожно заставить подвинуться горностая на солнце. Но тот так напружинился, следя за кончиком прута и моим лицом, что я определенно почувствовал: он готов вцепиться в мой нос так же решительно, как и в собачий. Я не стал рисковать и бросил прут. А горностай метнулся белой молнией прочь и тут же исчез. Как сквозь землю провалился. А точнее - не сквозь землю, а под снег нырнул.
А вечером я слушал рассказ моего спутника о том, как маленькая ласка, защищая своих крошечных детенышей, атаковала собаку и тоже вцепилась в нос, обратив ее в позорное бегство. Мне крепко запомнились слова собеседника: "Нет на свете животных смелее этих чертенят. Обороняясь от врага, а особенно оберегая щенят, они и на тигра бросятся, не имея никакой надежды на успех".
И что же это за звери - горностай и ласка? Настоящие звери. Еще и хищные. Только из хищников самые что ни на есть мелкие: масса взрослых самцов горностаев всего около 200, редко 230-270 граммов, самочки же обычно почти наполовину легче. А ласки еще меньше: самцы чаще всего тянут... 70-80, а их подруги - 40-50 граммов. Для сравнения напомним, что обыкновенная черная крыса имеет массу 200-250 граммов, достигает и полукилограмма, а иногда даже бывают тяжелее.
И все же горностай и ласка - типичные хищные млекопитающие и по строению тела, и по образу жизни. А повадки и поведение более хищные, чем, скажем, у барсука, енотовидной собаки или белогрудого медведя.
Но давайте познакомимся с нашими маленькими героями поближе. У них много общего: миниатюрность, изящное сложение очень гибкого и относительно длинного тела с маленькой головой, короткие ноги, мягкие бесшумные движения. Они вертки и ловки, смелы и решительны, злы и кровожадны, а сильны далеко не по размерам; очень подвижны, быстро бегают, хорошо плавают и даже ныряют, уверенно шныряют не только в завалах камней, валежника и хвороста, но и под снегом, лазают по деревьям. Кажется, только летать они не умеют. Настоящие спортсмены-многоборцы в самом что ни на есть наилегчайшем весе.
И окрашены горностай и ласка сходно: летом у них спинки коричневые с различными оттенками, а животики белые, причем граница резкая, без переходов. Осенью, к выпадению снега, они, вылиняв, становятся чисто-белыми. Только у горностая кончик хвоста черный.
Горностай в летнем наряде
На юге, где зимы теплые и снег долго не лежит, эти зверьки не белеют, но что интересно: если их поймать зимой уже вылинявшими и перевезти, скажем, в Сибирь с ее снегом и холодами, они... побелеют, причем быстро: дней этак за 5-7. Если же перевезти "южан" в холодный край в конце лета, они, сменив шубку, непременно оденутся в белоснежный наряд.
Бывает и так, что и на южные края обрушится необычно морозная и снежная зима, тогда ласка и горностай побелеют. Просто удивительна эта способность менять цвет зимнего волосяного покрова в зависимости от погоды.
Вы, наверное, уже поняли, что эти зверьки живут и на севере и на юге. Действительно, они распространены очень широко, почти по всему огромному Евразийскому континенту и в Северной Америке. В нашей стране их нет, пожалуй, лишь на ледяных Арктических островах да в знойных пустынях Средней Азии; но небольшое уточнение: на севере, в лесотундре и тундре, горностай себя чувствует увереннее ласки, и его там раз в пять больше; а в степях и полупустынях - наоборот. Обычны и многочисленны эти зверьки в лесостепях, разреженных рубками и пожарами лесах, в зарослях кустарников вдоль водоемов и вокруг сельскохозяйственных полей, на травянистых пустырях. Не избегают окультуренных ландшафтов и даже различных строений, а в стогах сена и скирдах соломы ласок бывает просто много. Но все же больше всего их в лесной зоне.
Горностай и ласка легко приспосабливаются почти к любым природным условиям Северного полушария, была бы пища. А питаются они главным образом мелкими зверьками: мышами, полевками, леммингами, хомяками, крысами, сусликами. При случае ловят лягушек и ящериц, мелких птиц, ондатр - словом все, что осилят. Горностай сумеет даже поймать рыбу и задавить змею.
Говорят и пишут, как эти крошки ловили взрослых зайцев, глухарей, даже в орланов вцеплялись и будто бы на лосят нападали, но этого я не видел и в это не верю. Я понимаю, что храбрости и решительности горностая и ласки нет предела, но им свойственно и острое чувство осторожности и благоразумия, которые только украшают смельчаков. Истинная отвага не должна быть безумной.
У каждого хищника есть излюбленная жертва: у белого медведя - тюлень, у тигра - кабан или олень, у волка - косуля, джейран; у горностая это водяная крыса, а у ласки - мышь или полевка. Вот потому-то горностай постоянно жмется к закустаренным берегам водоемов, заболоченным старицам и кочковатым болотам с "бордюрами" тростника и тальника вокруг них, где водится водяная крыса. Ее не трудно поймать, она вкусна и крупна, а ее нора - готовое гнездо для горностая. Тем более что он не любит и не умеет рыть землю.
А ласка живет почти повсюду, потому что мыши и полевки тоже почти везде есть; ловит она их легко и ловко, нет им от своего грозного врага спасения нигде, даже в собственных норах, потому что он залезает в них без труда. Горностай в сутки съедает 1 водяную крысу или 2-3 полевки (мыши). Аппетит ласки не намного меньше, она хоть и уступает горностаю по величине, но ведь чем меньше животное, тем интенсивнее процесс обмена веществ в организме, относительно выше пищевые потребности. Тигру и льву, например, в день достаточно мяса около 5-6% собственной массы, а вот крошечные землеройки - самые маленькие млекопитающие - в сутки съедают животной пищи столько, сколько весят сами, и даже больше. Оставьте такую на 8-10 часов без пищи, и она погибнет от голода. Вот и ласке есть надо часто. Допустим, поймала она полевку и насытилась, а ведь через 3-4 часа пища пройдет через весь желудочно-кишечный тракт и снова зверьку нужен корм.
Ласка-самка во время беременности ловит в среднем 1,5 полевки или мыши в сутки, в период выкармливания детенышей - 2, а когда они подрастут - 4 грызуна в сутки. За 3 месяца 220 грызунов, а за год - около 900. И самцу не меньше надо - он крупнее и энергичнее.
Но ведь случается, что ласке не до охоты - скажем, снегопад, ураган, пурга. А есть-то надо, потому что жировых запасов у нее и у горностая тоже кот наплакал. Жир спортсмену, да еще легчайшего веса, ни к чему. Вот потому-то эти зверьки так заботливо запасают пищу впрок. Случалось в их кладовых находить по нескольку десятков задавленных зверюшек. Сплошь да рядом эти запасы зверьки не используют. А если учесть, что всякий хищник предпочитает есть свеженину, то не удивительно, что ласка за год убивает около 2000 мышей и полевок. Это один из немногих примеров, когда ненасытность хищника очень полезна человеку. И вот почему.
Ласки в летнем наряде
Одна мышь, например, уничтожает до 10 килограммов зерна в год. Вот и посчитайте, сколько его сберегает нам одна ласка. А ведь эти грызуны еще и вредят лесу, распространяя опасные болезни.
Много общего и родственного у горностая с лаской, а все же это разные виды, и, следовательно, у них есть нечто, свойственное конкретному виду. Различия сказываются прежде всего в размножении.
Горностай более плодовит, чем ласка: у него бывает до 18 и даже 20 щенят, но чаще всего 6-8, а у ласки до 8-10 (обычно 4-6) в выводке. Но детеныши ласки становятся взрослыми в 2,5, а у горностая - в 3-4 месяца. Он приносит потомство раз в год весной, у ласки же щенята могут быть с мая по октябрь, в европейских странах даже зимой, иногда она может приносить в год два помета, а в неволе этот зверек размножается и трижды в год. Уместно будет сказать, что биологию ласки и горностая по-настоящему начали изучать сравнительно недавно и поэтому тайн еще много.
Детеныши появляются на свет невообразимо маленькими и беспомощными. У горностая они весят в среднем около 2 граммов при длине тела 4-5 сантиметров, а у ласки - 1,5 грамма - длиной со спичку. Голые, слепые, глухие, беззубые - червячки червячками!
Но как быстро они растут и развиваются! За первую неделю становятся почти в 2 раза тяжелее; ласки в месячном возрасте, а горностайчики в 5 недель весят всего наполовину меньше взрослых, видят, слышат и почти во всем похожи на родителей. Молодые ласки в двухмесячном возрасте, а горностаи двумя неделями позже уже умеют охотиться и добывать себе корм, а еще через 2 недели начинают самостоятельную жизнь. Более того: трехмесячные самочки горностая способны продолжать род.
Но что еще интересно: у детенышей горностая и ласки через несколько часов после рождения проявляется характерная рефлекторная особенность собираться в общую кучу. Их будто магнитом тянет друг к другу. Да так плотно они сцепляются лапками и тельцами, что не так-то просто разъединить их. Когда все же их удается расцепить, они снова, попискивая, сползаются и сцепляются. А почему? Да потому что в тесноте теплее и безопаснее. И чем холоднее в гнезде, тем крепче сцепляются детеныши.
Ну а когда становится жарко, живой клубок распадается, щенки хотят прохлады. В этом им активно помогает заботливая мать, она регулирует температуру в гнезде: когда провентилирует его, когда утеплит. Ей важнее не допустить перегрева детенышей - от него они могут погибнуть. А к охлаждению крошки удивительно стойки. Бывает, малыши остынут до оцепенения, но отогреет их мать, и они оживут.
Рефлекс сцепления детенышей (так его назвал ученый Д. В. Терновский) ослабевает к их прозрению. Теперь у них проявляется могучая энергия и любознательность, они начинают познавать тайны окружающего мира. Они интересуются буквально всем, но на первых порах больше друг другом, отчего почти все время играют между собой и шумно попискивают, щебечут, шипят, визжат, издают трели. И это не просто звуки - это содержательная и эмоциональная "речь".
Немного позже мать выводит из нор своих детенышей для обучения премудростям жизни. На воле они семенят за матерью плотной цепочкой, чуть ли не уцепившись друг за друга. Передний - самый крепенький - уткнулся мордочкой в хвост матери, следующий - в хвостик переднего и так далее. Будто маленький паровозик с крошечными вагончиками петляет меж деревьев, кустов, кочек. А если кто отстанет или выбьется из силенок, другие тянут его за ухо в цепочку - не смей покидать дружную семейку! Рассказывают, что самый сильный из детенышей вроде поводыря - первый помощник матери.
Недолго длится пора детской беззаботности у щенков, но как она суматошна! Игры, ссоры, примирения, опять игры. Будто предчувствуют скорую трудную и суровую пору и хотят наиграться на всю жизнь.
Самостоятельное существование молодняка начинается с поисков свободного участка. Родители позволяют какое-то время пожить детям в своем доме, но с каждым днем все настойчивее подталкивают их к устройству собственной жизни. И ищут еще недавние детеныши свободные угодья, устраиваются там и специальными пахучими метками заявляют о занятости их территории.
Ласке-самочке для жизни надо всего несколько гектаров, самцу побольше - иному до четверти квадратного километра. Бывает, на участке самца живет его подруга. Вроде бы покушение на личную собственность - ан нет! Он охотится в основном на поверхности земли, а она - в мышиных подземельях. Даже если диаметр норы грызуна всего 2,5 сантиметра, все равно ласка в нее заберется. О как панически боятся мыши и полевки этого микрохищника, своего грозного врага! И как трудно найти им спасение от него!
Ну а горностаю жизненного пространства надо чуть побольше, но и ему хватает квадратного километра. Часто этот зверек всю зиму охотится на десятке - другом гектаров. И у горностаев индивидуальный участок самки в 2-3 раза меньше, чем у самца. Самки и бегают меньше: 1-2 километра в сутки, самцы же иной раз до 6-8 километров пробегают, причем не столько охотятся, сколько свой участок охраняют от пришельцев.
Не много места надо ласке для жизни, однако численность ее в общем невелика. Бывает, на 1 квадратном километре их живет 15-20 особей, а на соседних угодьях нет совсем.
Горностай распределен по территории более равномерно, и вид многочисленнее. Например, в Барабинской лесостепи, на севере Казахстана, по долине Оби, Лены, на северо-востоке Якутии их десятки, сотни тысяч. Однако в обширных лесах, особенно горных, за Полярным кругом и в степях горностая сравнительно мало.
До недавнего времени не было ясно, когда и как долго охотятся зверьки. Одни говорили - только ночью, другие - утром и вечером, а третьи утверждали, что и днем зверюшки промышляют.
А недавно ученые отловили несколько горностаев, прикрепили к ним крошечные радиопередатчики и выпустили на свободу. За каждым из них стали тщательно следить с помощью радиопеленгаторов. И выяснилось следующее. Оказывается, у горностаев в сутки 5-7 периодов активности общей продолжительностью 4-5 часов. Охота продолжается от 30 до 70, в среднем 45 минут, потом зверек, наевшись, отдыхает. На поимку добычи у него уходит около двух часов. Активны днем и ночью, но одни особи более ночью, другие - днем. Самцы охотятся успешнее самок.
Вот и еще один пробел в биологии маленького хищника ликвидирован, а их еще немало. Чем больше животных изучают, тем больше возникает вопросов. Жизнь братьев наших меньших мы знаем гораздо хуже, чем нам кажется.
Ласка, к счастью, никогда не представляла ценности как пушной зверек - слишком мала ее шкурка. А теперь, оценив огромную пользу, которую приносит этот миниатюрный хищник, охоту на него во многих краях и областях уже запретили.
А вот шкурка горностая ценится еще с давних времен, когда в белоснежные горностаевые мантии облачались царствующие особы и вершители правосудия. Правда, в наше время царей и королей поубавилось, на зверофермах научились разводить белых норок, а потому и спрос на шкурки горностая тоже поубавился. Ну и хорошо! Пусть живут маленькие храбрецы! Пусть помогают людям в их многовековой, но пока не очень успешной борьбе с вредными грызунами!
Будем надеяться, что со временем горностай и ласка подружатся с людьми и станут жить рядом с ними. И в борьбе с мышами и крысами они, вероятно, будут энергичнее многих избалованных, обленившихся котов, предпочитающих свободной охоте миску с молоком, рыбку или кусок колбасы.
...Как-то поймал я молодого горностая возле таежного зимовья и посадил в клетку. Два дня он буйствовал, выказывая свирепость характера, но потом успокоился, начал принимать пищу. Через неделю привык, и я его выпустил из клетки, заделав предварительно в полу все щели. Мышей и полевок тогда было много, и он с ними быстро расправился. Гнездо устроил в старом сапоге в дальнем углу под нарами. И настолько осмелел, что корм начал брать из рук.
Мы стали друзьями. Малыш любил сидеть на моем плече, даже подремать залезал ко мне под бок в спальный мешок. Вечером, когда я возвращался после дневных походов, встречал меня радостным стрекотом. Ужинали часто вместе.
Как-то он шмыгнул из избы, и я подумал: все, сбежал! Но он и не собирался покидать меня: вечером, вереща, заскребся в оконце.
А совсем недавно наведался я на кордон знакомого лесника и еще раз поразился. Сидели мы на крыльце, любовались восхитительной осенней раскраской тайги, вспоминали свои былые походы по ее дебрям. И совершенно для меня неожиданно на крыльцо как с неба свалилась пара ласок. Крошечные, подвижные как ртуть. Уделили незнакомому им существу несколько мгновений, изучая его, встав столбиками. И словно спрашивая, кто это, вскочили на плечи моего собеседника и тихо заверещали ему в ухо. А тот мне объяснил, улыбаясь: "С весны у меня живут. Подобрал чуть не совсем околевших, еще голеньких крошек. Отходил их, взрастил. И они не уходят. Сдружились мы... За день приносят из лесу по десятку мышей да полевок. Никаких котов теперь мне не надо. Но как интересно с ними жить стало!"