Осенью 1977 года наконец осуществилась моя давнишняя мечта - я еду на лежбище моржей. После поездок на Камчатку и Командоры я знал, что в краях, где путешествовать приходится почти исключительно по воде или по воздуху, длительность пути целиком зависит от капризов погоды. Чукотка отнюдь не является исключением. Но в этой поездке мне неизменно сопутствовала удача. Я ехал в составе совместной экспедиции Московского университета и Академии наук, но когда выезжал из Москвы, экспедиция была уже на месте. Ее руководитель Л. С. Богословская оставила мне на почте поселка Провидения письмо с подробными инструкцией. От Москвы до Провидения я добрался без малейшей задержки. Прибыв в поселок в пятницу вечером, я думал, что лишь в понедельник смогу начать хлопоты, связанные с самой короткой, но самой трудной частью пути: мне нужно было попасть на восточную оконечность острова Аракамчечен, отделенного от Чукотского полуострова проливом Сенявина. Но обстоятельства сложились настолько счастливо, что в понедельник 31 августа, утром, я уже был на борту гидрографического судна, отправлявшегося в чукотско-эскимосский поселок Янракыннот, чтобы привезти оттуда детей в школу-интернат. По пути команда судна любезно согласилась высадить меня на Аракамчечене.
Очень радостное чувство было от встречи с морем, от летающих над водой глупышей и топорков - картины, так знакомой по Камчатке. Первых моржей я увидел к вечеру, когда мы подходили к острову. Вдалеке над водой то и дело вздымались быстрые кустистые фонтанчики белых брызг, а местами можно было видеть качающиеся на волнах головы зверей. Морды их торчали кверху, а клыки были направлены горизонтально. Я сразу же вспомнил две точно такие же головки моржей на звене вырезанной из кости чукотской цепочки, которую когда-то видел на выставке. Впечатление совпадало удивительно.
Высадка на Аракамчечене дало радостное чувство от встречи с морем...
Когда меня высаживали на остров, были густые сумерки. Я рассмотрел лишь полого-холмистую равнину, палатки над береговым обрывом, около которых горел огонек. Я не мог отделаться от ощущения, что нахожусь в Северных Кызылкумах - до того характер местности и обстановка казались похожими. Меня встретили Т. Ю. Лисицына и А. А. Кибальчич, с которыми мне предстояло прожить на острове три недели.
Утром мы втроем отправились к лежбищу. Для этого надо было пройти около километра по волнистой тундре, в облике которой и днем было много общего с пустыней, хотя низины во многих местах были заболочены, а в некоторых из них располагались озера. Сходство с пустыней усиливали многочисленные норы арктических сусликов. Около некоторых из них можно было видеть самих зверьков. Мы прошли мимо маяка со старым гнездом ворона (тоже, как в пустыне!) и приблизились к береговому обрыву. Первый же взгляд вниз ошеломлял. Под стометровым обрывом находился песчано-галечный пляж шириной примерно 50 метров. Этот пляж сплошь покрывали огромные тела зверей, которые выглядели до странности плоскими. Все лежбище казалось огромным ковром охристо-золотистого цвета, инкрустированным множеством клыков, причудливо разбросанных парами по его поверхности. Неожиданно было и то, что клыки у зверей не белые, а желтые. Этот ковер простирался вдоль берега более чем на километр и оканчивался, как обрезанный ножом: у края лежбища звери лежали так же плотно, как и в центральной части.
Резная цепочка из кости. Уэлен, 19 век. Слева звено с головками моржей
В отличие от лежбищ котиков звери здесь действительно лежали, хотя полного покоя не было и здесь. Покой нарушался тем, что из моря выходили все новые и новые моржи. Больше всего их было у концов лежбища, но и вдоль всей его длины звери тоже выходили. Всюду в море виднелись плавающие и отдыхающие на воде животные. При первом взгляде на лежбище их окраска выглядела однородно золотистой, но при внимательном рассмотрении она оказалась более разнообразной. Головы и шеи наиболее крупных животных были розоватыми. Этот розовый цвет у давно лежащих на берегу зверей имел теплый оттенок, в то время как у недавно вышедших из моря животных он был мертвенно-голубоватым и очень светлым. На этом фоне четко выделялись черного цвета нос и верхняя губа. Эти черные пятна были не у всех зверей, но у некоторых выглядели так, как будто конец морды закопчен. В центральной части лежбища звери лежали на влажной серой глине, и их тела, сплошь вымазанные ею, были однотонно голубовато-серыми. Глина на поверхности тел очень быстро высыхала, и когда звери шевелились, поднималась в воздух тончайшей серой пылью. Над этой частью лежбища все время клубился сероватый туман. На участках с темным грунтом звери выглядели почти черными. Молодые моржи отличались бархатистой шерстью, более темной, чем у взрослых, имевшей слегка зеленоватый оттенок. Над лежбищем все время слышались голоса животных: то рев, то свистки или гудение, то стоны. Громче других звучали протяжные вопли молодых зверей.
Участок аракамчеченского лежбища
Испуг
Изредка слышался треск, напоминающий щелканье кастаньет (звери издавали его, стуча зубами), а с моря доносились звуки, похожие на колокольный звон. Рев плавающих моржей далеко разносился над поверхностью океана. Все это вместе с шумом моря сливалось в общую музыку, которая звучала несравненно спокойнее, чем гвалт лежбища котиков. Впечатление будет неполным, если не упомянуть о запахе, характерном для выделений всех животных, питающихся морскими организмами. Довольно сильный вблизи, этот запах доходил и до наших палаток, когда ветер дул со стороны лежбища.
Береговые лежбища моржей имеют совсем иной смысл, чем лежбища котиков: это места отдыха зверей в период, когда море на больших пространствах свободно ото льдов. Жизнь моржей теснейшим образом связана с морскими льдами. Питаясь донными беспозвоночными, моржи придерживаются акваторий, где глубина не превышает 100 метров (глубже они за кормом не ныряют). Моржи не могут находиться в воде непрерывно, они должны выходить из нее для отдыха, чтобы восстановить необходимый для ныряния запас кислорода в мышечной ткани. Такую возможность в местах кормежки и создают плавучие льды. Сплошных льдов моржи также избегают - необходимы разводья. Поэтому тихоокеанские моржи, зимующие во льдах Берингова моря, весной начинают двигаться на север по мере отступания и таяния льдов. Лето они проводят в Восточно-Сибирском и Чукотском морях, а также в море Бофорта. В осенние месяцы, с августа до октября, море на больших пространствах освобождается ото льдов. Моржи идут по чистой воде сотни километров. Их миграция начинается задолго до образования новых льдов. Если бы они пускались в путь позже, они могли бы оказаться "запертыми" в Чукотском море, так как Берингов пролив может быть сплошь забит льдами раньше, чем более северные участки. За неимением льдов моржи вынуждены для отдыха выходить на береговые лежбища.
Физиономии самцов
Таким образом, акваторию обитания тихоокеанских моржей можно сравнить с гигантскими песочными часами, в которых все население моржей весной и осенью "пересыпается" через Берингов пролив: весной и летом - на, север, осенью - на юг. На самом деле картина миграции моржей гораздо сложнее. Стада взрослых самцов и самок с детенышами идут отдельно и разными путями. Кроме того, значительное число самцов вообще не идет севернее Берингова пролива. С исчезновением льдов они во второй половине лета образуют лежбища на побережье пролива и северной части Берингова моря. Подобное лежбище находится и на острове Аракамчечен. Подавляющее большинство на нем составляют самцы, и выходят они на лежбище с середины лета. Число и состав зверей на лежбище сильно меняются, особенно во время осенней миграции.
Когда морж поднимает голову, его облик сильно меняется
Количество зверей на берегу зависит и от погоды; в частности, моржи не любят, когда штормовой ветер дует с моря на лежбище, и волны достают до лежащих животных. Однажды при нас в такой шторм с лежбища ушли почти все моржи. Уходили они не сразу, а постепенно.
Оставшиеся звери лежали разрозненными, но тесными группами, и очертания каждой из них были близки к окружности или эллипсу. После шторма вновь установилась ясная погода, и моржи стали возвращаться. Больше того, их число увеличилось вдвое: видимо, подошли мигрирующие звери. Некоторые из выходящих зверей выглядели совершенно измученными.
Оставшиеся на лежбище группы моржей лежат очень тесно
Одиночно лежащий морж складывает ласты вместе
Благодаря этой ситуации мне удалось наблюдать массовый выход моржей на лежбище. Это была незабываемая картина, которую я вспоминаю, как одно из самых ярких впечатлений в жизни! Сначала моржи стали появляться у берега, плавая вдоль него небольшими группами. Число этих групп быстро увеличивалось, и, наконец, собравшись огромной толпой близ центральной части лежбищного пляжа, звери двинулись на берег. Передовая группа шла тесным клином. Животные шли медленно, напряженно вытянув шеи и подняв головы. Достигнув берегового обрыва, они остановились, заняв всю ширину полосы песчано-галечного пляжа. А с боков от них продолжали выходить все новые моржи, и стоящая на берегу группа начала разрастаться в обе стороны. Более крупные старые моржи теснили молодых, и тем приходилось сворачивать в сторону, на еще не занятые участки, что несколько нарушало порядок расположения зверей. Все же он в основном оставался прежним. От уреза воды до обрыва, поперек пляжа, помещалось 10-15 моржей, и они стояли друг за другом как в колонне, держа поднятую голову над крестцом впереди стоящего. Когда моржи, вышедшие первыми, стали успокаиваться и ложиться, им уже не было возможности двинуться в какую-либо сторону, так как с обоих боков вплотную к ним располагалось еще много таких же "колонн". Каждый морж мог только опуститься на том месте, где стоял, и положить голову на спину впереди стоящего. Поэтому на береговом пляже тела зверей укладывались, как черепица на крыше, и почти все они лежали головой от моря. Этот порядок начал разрушаться почти сразу, так как крупные самцы выходили не только на флангах основной группы, но и там, где звери уже лежали. Вероятно, когда я увидел лежбище в первый раз, порядок расположения зверей был уже сильно изменен.
Моржи плавали группами
Полоса, занятая животными, все время разрасталась. Хотя только что вышедшие звери держались очень напряженно, движение шло непрерывно. То и дело отдельные группы моржей на флангах испуганно кидались в сторону моря, но, дойдя до воды, останавливались, быстро успокаивались и снова шли на берег. Такие очаги паники вызывала подчас ничтожная причина, например, пролетающая над берегом чайка. Моржи, которые уже лежали, не обращали на нее ни малейшего внимания, в то время как на флангах недавно вышедшие звери бросались к воде.
По мере увеличения числа зверей один из флангов неуклонно приближался ко мне, а затем продвинулся вдоль берега еще дальше. Наступил момент, когда моржи стали выходить на том участке берега, куда дул ветер от меня. Как только это произошло, моржи, едва выйдя на берег, стали снова шарахаться к морю. Новые моржи тем не менее напирали, но в этом месте среди массы зверей на берегу образовалась брешь. Лишь небольшое число зверей легло на этом участке; миновав его, моржи стали ложиться в прежнем порядке. Постепенно брешь стала заполняться зверями, вытесненными с соседних участков лежбища, и вскоре ее уже трудно было заметить.
Это непрерывное движение продолжалось два дня. Оно все время сопровождалось звуками, неторопливыми и размеренными. Зрелище непрерывно идущих из моря зверей завораживало. День проходил, как минута, а по ощущению это можно было сравнить с хорошей музыкой. Это и была музыка, музыка жизни. В этом движении не было однообразия. Очень разными были физиономии и окраска идущих зверей, форма и величина клыков, манера поведения. Вот из воды вышел крупный самец странного кирпично-красного цвета. Выглядел он совершенно измученным. Распластавшись на гальке, он поднял голову и с размаху воткнул в землю бивни. Подобно гигантской гусенице, он подтянулся к ним волнообразным движением, потом, после непродолжительной паузы, все повторилось. Другой самец, крупный и нормально упитанный, был без клыков. Моржи со сломанными клыками встречаются нередко, но у этого углы рта выглядели так, словно клыков не было никогда. Стоило ему пошевелиться, как кто-то из соседей ударял его бивнями. Он замирал с поднятой головой, потом начинал медленно опускаться, пока не получал новый удар. Звери, выходящие из воды, обнюхивали грунт и щупали его вибриссами. С близкого расстояния было видно, как от мокрых тел только что вышедших животных валил пар, но начинал подниматься он не сразу, а через минуту-две после их вы хода из воды. Картина была удивительной, так как это происходило одновременно у множества зверей, и получался отчетливо видимый рубеж, дойдя до которого звери как будто включали обогрев, поверхности тела.
Зрелище непрерывно идущих из моря зверей завораживало
Установившийся вначале порядок расположения зверей в дальнейшем менялся. Крупные самцы выходили на любой участок лежбища, сгоняя более мелких зверей с их мест. Согнанный молодой морж нередко оказывался на спинах лежащих животных. Тут же на него начинали сыпаться удары клыков. Пряча от ударов голову, низко пригибая ее, он стремительно бросался к краю лежбища. Нередко этих зверей оттесняли к подножию берегового обрыва, и они даже немного взбирались на его склоны. Это было место, где я обычно сидел, и моржи иногда приближались ко мне почти вплотную.
Самец без клыков
Измученный самец, вылезая на берег, втыкал клыки в гальку
Лежащий морж пытается остановить наступающего, упираясь ему ластом в грудь
Если выходящий из моря крупный самец встречает на пути другого такого же самца, они оба высоко поднимают головы, выставляя навстречу друг другу свои клыки, ввери как бы меряются клыками, и меньший из них обычно уступает. В этих столкновениях особенно заметны индивидуальные черты характера животных. Некоторые то и дело ударяют лежащих клыками, чтобы те уступили дорогу, другие терпеливо ждут, прежде чем первый раз ударить. Однажды на берег вышел не очень крупный, худощавый и весь какой-то угловатый морж с единственным клыком, которым он, как кинжалом, безжалостно и бесцеремонно тыкал других зверей.
'Разбойник' с одним клыком
Молодые моржи шагают, высоко поднявшись на ластах
Когда крупный морж-самец идет с высоко поднятыми клыками по телам лежащих зверей, ему трудно смотреть прямо перед собой. Дело в том, что глаза моржа расположены в самой узкой части головы, поэтому морж косит глазом куда-то под клыки. Тогда взгляд его кажется безумным, так как хорошо видны красные белки скошенных глаз.
Походка крупного самца
Хотя задние конечности у моржей, как и у ушастых тюленей, подгибаются под брюхо, походка моржей совсем иная. Пятки их не так сближены, и поэтому морж может шагать. Молодые и средневозрастные звери высоко встают на ласты, поднимая брюхо над землей, и шагают; их походка несколько напоминает медвежью, но медленнее и тяжелее. Крупные тяжелые звери делают по нескольку шагов, волоча брюхо по земле. Могут они идти, выдвигая вперед передние ласты и затем "перекатываясь" через них, задние конечности при этом пассивно волочатся. Наконец, у них существует такой своеобразный способ движения: лежа на животе, зверь выносит вперед и передние и задние конечности, упирается ими в землю, затем рывком продвигает вперед брюхо. Таким способом моржи могут двигаться довольно быстро. Крупный морж, пройдя несколько метров, останавливается для отдыха. Обычно он при этом лежит, вытянувшись, на брюхе, раскинув передние ласты в стороны.
Спящий морж лежит чаще всего на боку или на спине. По крайней мере он обычно кладет голову так, чтобы не держать клыки на весу. Лежа, моржи часто прикрывают или трут морду передними ластами. Ласты при этом кажутся руками, а движения выглядят очень человеческими. Физиономии зверей разные, и их облик тоже удивительно ассоциируется с лицами людей. Морды молодых зверей всегда имели грустное выражение.
Надо сказать, что моржи - ни взрослые, ни молодые - никогда не играли на берегу. В воде звери проявляли больше игривости, любопытства и были более общительны. Держались они там небольшими группами, состоявшими из животных разного возраста. В них обычно были один-два крупных самца, выделявшихся своей мертвенно-розовой окраской, и несколько более молодых зверей, казавшихся в воде почти черными. Животные плавали вдоль берега или покачивались на волнах, подняв головы с простертыми над водой клыками. Под кожей шеи моржа находится пара воздушных мешков, представляющих собой выросты пищевода. Раздув эти мешки, морж может спокойно дремать в воде в вертикальном положении, выставив на поверхность только морду.
Позы лежащих моржей
На берегу, где моржи держатся тесной толпой, каждый из них защищает свое место, и внутригрупповые связи, по-видимому, ослабевают, но не утрачиваются полностью. Вообще на суше моржи чувствуют себя неуверенно и легко пугаются. При испуге они сначала замирают, высоко подняв головы и вытянув шеи, затем или успокаиваются и снова ложатся, или начинают быстро пробираться к воде. Когда тревога охватывала первоначально лишь небольшую группу животных, другие моржи, мимо которых она проходила, к ней не присоединялись. Они лишь угрожающе поднимали клыки и ударяли ими идущих к морю. Возможно, в этих случаях тревога охватывала какую-то цельную группу связанных между собой животных.
Тревога
Сама тревога возникала неожиданно. На наблюдателя, сидящего с подветренной стороны, если он не делал резких движений, моржи не реагировали. Но мне, рисуя моржей, сразу пришлось отвыкать стряхивать воду с кисточки, так как даже такое движение пугало животных. Условия распространения запахов, видимо, сильно менялись в течение дня. Были случаи, когда при безветрии среди моржей, весь день спокойно лежавших передо мной, вечером какая-то группа вдруг начинала беспокоиться, а иногда и уходила в море. И лишь раз я видел большую панику среди моржей, вызванную дымом от костра, неосторожно разведенного над береговым обрывом высадившейся на остров киносъемочной группой. Ветер нес дым прямо на лежбище. К морю двинулась сразу масса зверей, вовлекая в свое движение все новые толпы. В воде образовалось огромное скопление животных, которое медленно расползалось. Зрелище было грандиозное, но тяжелое.
Детеныш лежит на спине соседа, около матери
Самки с детенышами на аракамчеченском лежбище появляются редко. Среди десятков тысяч зверей, выходивших на лежбище, мне всего трижды удалось увидеть детенышей текущего года рождения и дважды - годовалых. Те и другие все время находились при своих матерях. Когда первая увиденная нами самка с маленьким детенышем кормила его, лежа невдалеке от воды, из моря вышел громадный самец с розовой шеей и направился прямо к ней. Он бесцеремонно теснил и мать и малыша, безжалостно пуская в ход клыки. Детеныш начал отчаянно кричать, издавая длинные серии отрывистых громких стонов. Мать бросилась на его защиту, и, встав на пути самца, пыталась остановить его, упираясь ластами в грудь и угрожающе подняв клыки. Увы, все ее усилия были напрасны. Самец напирал, как тяжелый танк, и в конец концов самка с детенышем вынуждены были уйти с его пути.
Детеныши на лежбище никогда не лежат на земле, а залезают либо на спину матери, либо на кого-нибудь из соседей. У годовалых были хорошо видны коротенькие клыки. Иногда можно было видеть детенышей возраста от двух до четырех лет, державшихся вместе. За одной такой парой мне удалось наблюдать несколько часов. Эти два моржонка все время лежали в обнимку. Позже к ним вышел взрослый зверь, по-видимому, крупная самка. Оба молодых зверя легли около взрослого, причем четырехлеток прижался сбоку, а двухлеток взобрался сверху, как маленький.
В дни штормовой погоды, когда моржи покидали лежбище, мы наблюдали необычный случай. Нестандартная ситуация всегда много говорит о характере животных, и один эпизод может сказать больше, чем долгие наблюдения в обычной обстановке. В это время большинство зверей уже ушло в море, и оставались лишь разрозненные группы. Но и теперь из моря то и дело выходили звери разного возраста и присоединялись к лежащим на берегу. К одной группе моржей примкнул некрупный сивуч; момента, когда это произошло, мы не видели: утром он лежал у самого края скопления моржей и казался крохотным среди них. Моржи не обращали на него внимания, соседи лежали вплотную к нему и иногда клали на него ласты. Но вот вышедший из моря морж подошел к этой группе со стороны сивуча. Сивуч тут же приподнялся и с недовольным ревом, раскрыв пасть и кивая головой, обернулся к приближающемуся моржу. Тот замер, затем, обойдя сивуча, пристроился к группе с другой стороны. Все это повторялось при приближении каждого нового моржа; некоторые из них, столкнувшись с сивучем, в испуге бросались обратно в море. Если морж подходил слишком близко, сивуч делал резкие выпады головой и иногда кусал его. В результате в той части группы, где лежал сивуч, за пять часов не лег ни один морж, и очертания группы приняли форму круга с вырезанным сектором. Лишь один молодой морж решился в ответ на выпады сивуча толкнуть его клыками, но затем поспешно шарахнулся в сторону. При этом моржи, лежавшие рядом, никак не реагировали на происходящее. Различия в поведении животных, только что вышедших на берег и уже "облежавшихся" там, в этой необычной ситуации проявились особенно четко.
Моржи приближались к сивучу очень осторожно
Девятнадцать дней на лежбище прошли быстро. Момент отъезда в этих краях наступает всегда внезапно. Утром мы еще не знали, сколько времени нам осталось находиться на острове, а днем за нами пришел вельбот из Янракыннота. Погода испортилась, и обратный путь был не без приключений. Мотор не заводился, и пришлось идти вдоль берега острова на веслах. Во время возни с мотором к борту вельбота временами подплывали моржи. Это тревожило чукчей - команду вельбота. Моржи, любопытные в воде (особенно молодые) могут попытаться залезть на вельбот, который от этого может перевернуться. Поэтому приближающихся моржей команда поспешно отгоняла. Мотор под дождем никак не заводился, наступал вечер, усиливался шторм, и мы пристали к берегу и заночевали в единственном на острове домике, километрах в четырех от лежбища. На следующий день мы пришли в Янракыннот. В проливе, отделяющем его от острова, как бы прощаясь, поднялась из воды голова последнего моржа, которого мне удалось увидеть в этой экспедиции.