На всю жизнь запомнилось мне путешествие по железной дороге в апреле 1933 года.
Проработав на чайной плантации целых пять лет, я впервые ехал в отпуск домой, в Великобританию. Товаро-пассажирский поезд медленно тащился по узкоколейке - единственной железной дороге, пролегающей по долине Брахмапутры в Ассаме, в то время еще провинции Британской Индии. В этом месте железная дорога пересекала один из самых густых и труднодоступных лесов в мире. Лес здесь растет на равнинной болотистой местности с небольшими холмами высотой от шести до десяти футов и состоит из различных видов субтропических деревьев, опутанных разнообразными ползучими растениями. В довершение всего здесь имеются густые заросли тростника, покрытого кривыми смертоносными шипами и достигающего высоты хорошего дерева. Даже дикие животные с трудом проникают в такие джунгли.
День клонился к вечеру. Поезд пробирался по узкой просеке, и его тень, просверленная длинным рядом окон, бежала рядом. Вагоны подрагивали и скрипели. Сидя в одиночестве в двухместном купе, я пристально вглядывался, стараясь не заснуть, в обступающую поезд густую темно-зеленую чащу леса и, вспоминая прожитые в Индии годы, думал о будущем. Я был доволен, что после неизбежных на первых порах злоключений - коротких приступов малярии, дизентерии, нарывов и фурункулов - я постепенно акклиматизировался и все последующие годы чувствовал себя здоровым и бодрым.
Я делал все, что положено молодому служащему чайной плантации: много работал, но отдавал должное и развлечениям - успешно освоил верховую езду и игру в поло, играл в теннис и охотился за мелкой дичью. Однако больше всего я любил бродить по окрестностям, встречаться с местными жителями, наблюдать их нравы и обычаи. Я наивно восторгался богатством и разнообразием незнакомого мне растительного и животного мира Индии, чувствуя к нему непреодолимое влечение.
Однако дальше опушки таких больших джунглей, как заповедный лес Намбар, через который пробирался наш поезд, я еще не проникал. И сейчас мне вспомнилось все, что я читал и слышал о джунглях Намбара, о людях, которые дерзнули углубиться в их дебри и остались там навеки. Заблудиться в джунглях ничего не стоит. Можно, конечно, попытаться выйти, придерживаясь русла ручья, но как определить направление? В заиленных ручьях течение почти незаметно, да и сами ручьи образуют так много извилин и петель, что ориентироваться по ним нелегко. Один бывалый охотник, автор ряда книг о джунглях, охотился как-то в этих местах на дикого буйвола. С ним был хороший шикари - охотник-проводник из местных жителей, и они делали на деревьях зарубки, чтобы не потерять дорогу, но на обратном пути почему-то не смогли их найти и, испугавшись, проводник потерял всякую ориентацию. С наступлением темноты путники взобрались на дерево, что спасло их от пиявок, но всю ночь они жестоко страдали от сырости, судорог и москитов. На следующий день они рассчитывали определиться по солнцу, но было пасмурно; со всех сторон их окружала плотная стена леса, шел дождь. Пришлось провести еще одну мучительную ночь, и только на третье утро они пошли по бесконечным извилинам ручья и в конце концов благополучно выбрались из леса.
Лет тридцать назад в Намбар отправилась небольшая группа британских солдат, намереваясь поохотиться на оленя. Они не вернулись назад, и их следы не были найдены: останки людей и животных быстро исчезают в буйной растительности джунглей.
Таков был лес, через который я проезжал в условиях относительного комфорта. Вернее, одна сторона его "натуры", а сейчас в нем было что-то привлекательное, даже дружелюбное. В мягком свете заходящего солнца над верхушками деревьев кружилась пара птиц-носорогов. Мелькали бхимараджи - дронго, то круто взмывая вверх, то ныряя вниз за летающими насекомыми. Изредка сквозь подлесок осторожно пробирался олень мунтжак, равнодушный к привычному шуму поезда.
Крупные кроваво-красные цветы бомбакса малабарского (хлопчатого дерева) давно уже отцвели, и теперь у него лопались листовые почки. Зато эритрина стояла во всем великолепии своего пурпурного одеяния, а "королева цветов"- лагерстремия окрашивала целые участки леса в нежные лилово-розовые тона. Сквозь прорези бутонов проблескивали ярко-желтые лепестки дикого золотого дождя, буйно цвели и другие, более мелкие цветы незнакомых мне деревьев и прочих растений, состязаясь друг с другом за место под солнцем.
Время от времени поезд замедлял ход, лес расступался, и лязг тормозов возвещал о приближающейся остановке. На крошечных станциях не было ни платформ, ни служебных помещений, только бамбуковый навес, несколько домишек из того же бамбука да небольшой склад из рифленого железа для хранения такого экспортируемого груза, как ящики с чаем, и товаров, прибывающих в адрес окрестных плантаций.
Простояв несколько минут, поезд вздрагивал и двигался дальше, и лес опять обступал нас со всех сторон. Солнце заходило, тень от поезда удлинялась, лес казался еще темнее и гуще. Наступала пора выхода ночных обитателей джунглей на их промысел С сожалением бросил я последний долгий взгляд на лес, поглощаемый мраком. Радость поездки домой омрачалась мыслью, что я теряю редкую возможность сразу приступить к исследованиям в области естествознания.
Шесть месяцев на родине промелькнули незаметно, и вот я опять ехал в том же поезде, возвращаясь на работу. Глядя на знакомые, переплетенные ползучими растениями джунгли, на необычное чередование ярких красок осени с бледной молодой зеленью распускающихся почек - предвестниц наступления холодной погоды, я понял, что правильно поступил, вернувшись сюда, что хочу жить и трудиться именно здесь, в этой стране.
Я снова стал работать на чайной плантации и чем дальше, тем сильнее чувствовал, что жизнь на природе как нельзя лучше подходит уроженцу северной Англии, привыкшему к деревенской жизни. Прослужив во время второй мировой войны четыре года в индийской армии, я поступил управляющим на одну из чайных плантаций в Ассаме.
Свободного времени было мало, и мне редко удавалось совершать вылазки в джунгли и заниматься любимым делом. Но все же, работая на опушках больших лесов и близ пастбищ, я сумел достаточно хорошо познакомиться с сельской жизнью Индии, а также узнать обитателей ее лесов. Не раз я приносил из джунглей детенышей тигров, леопардов, медведей, диких кошек, виверр, панголинов (ящеров) и других животных, а также птенцов различных птиц и, вырастив, отпускал затем на волю.
Спустя некоторое время, когда лошадей заменил автотранспорт, а служащим плантации стали предоставлять дополнительные, "местные" отпуска, которые полагалось проводить в Индии, я получил возможность совершать более длительные поездки для изучения отдаленных районов страны. Во время моих странствований я воочию убедился в богатстве и разнообразии диких животных Индии. Теперь я мог проследить их распространение, начиная от самого влажного в мире района на крайнем северо-востоке до самого сухого - на северо-западе; от самых высокогорных районов в Гималаях до самых низких, лежащих на уровне моря.
Я взялся за перо, рассчитывая пробудить интерес к вопросу, который близок каждому человеку, живущему в Индии, а именно к сохранению еще оставшихся здесь диких животных. Хотя книга и охватывает весь субконтинент в целом, исчерпывающей ее назвать нельзя. Это лишь попытка дать представление о важнейших заповедниках Индии, о наиболее интересных видах зверей и птиц, а именно о тех из них, которым грозит вымирание.
Я не мог обойти молчанием и людей, отдающих свои силы благородной, хотя зачастую и тщетной, задаче спасения от непоправимого уничтожения прекрасного наследия Индии - ее животного мира.