Морские побережья

Морские побережья

С 1973 года мне удалось принять участие в нескольких экспедициях на побережья северных и дальневосточных морей. Огромные пространства, гулкий размеренный шум океанского прибоя, стаи морских птиц - все это стало привычными элементами обстановки и тем фоном, с которым прочно связались образы населяющих побережье зверей.

Я с давних пор мечтал увидеть моржей. В зоопарке облик моржа сильно меняется по сравнению с естественным, так как у него почти никогда не вырастают нормальные клыки. А из-за слабого развития клыков совсем иначе выглядит голова, у которой уменьшена вся лицевая часть. Ни облик, ни размеры этих зверей в зоопарках не дают о них настоящего представления. Случилось так, что первая поездка, в которой я участвовал, была не к моржам, а на лежбища ушастых тюленей. По существу об этих животных я имел еще более смутное представление. Из них мне приходилось видеть в зоопарках и цирках лишь калифорнийских морских львов. Но прежде чем переходить к рассказу об этих животных, хочу в нескольких словах рассказать о ластоногих.

Отряд ластоногих принадлежит к классу млекопитающих. Это хищные звери, перешедшие в очень давние геологические эпохи к водному образу жизни. Но все они не полностью перешли к обитанию в воде (как китообразные), им периодически необходимо выходить на сушу, а точнее - на твердую поверхность, так как некоторые из них на сушу не выходят, а вылезают только на лед. На земле или на льду звери отдыхают, линяют и родят детенышей. Отряд делится на три семейства: моржей, ушастых тюленей и настоящих тюленей. Два первых семейства отличаются тем, что у их представителей задние конечности могут подгибаться под брюхо, и звери передвигаются, "шагая" по твердой поверхности. У настоящих тюленей задние конечности не участвуют в передвижении животного по твердому грунту и действуют только в воде. Ушастые тюлени называются так потому, что у них есть наружное ухо, которого нет ни у моржей, ни у настоящих тюленей. Семейство моржей представлено лишь одним видом - моржом. Ушастых тюленей - 14 видов, настоящих - 19. В пределах нашей страны встречаются два вида ушастых тюленей: северный морской котик и сивуч, или северный морской лев, а настоящих тюленей - 10 видов.

Каждой поездке предшествует длинный период оформления и сборов. Поэтому особенно остро воспринимается момент, когда, отрешившись от всех дел, законченных и незаконченных, садишься в самолет. А если самолет держит курс на Камчатку, куда отправляешься впервые в жизни, то можно понять состояние, в котором я находился на борту Ил-18 20 мая 1973 года.

Хищные звери

Камчатка открылась неожиданно, когда вдруг разорвался туман под крылом, и с необычайной четкостью из него выступила плавная дуга берега Авачинской бухты и два безупречной формы заснеженных конуса вулканов (Авачинской и Корякской сопок). Испытываешь странное ощущение какой-то полуреальности всего этого, когда менее чем за сутки пересекаешь всю страну и видишь под крылом Камчатку и вулканы, как гигантский макет. От этого чувства не можешь до конца отделаться даже после посадки, когда оказываешься в городе и вулканы видишь уже с земли. Невольно вспоминаешь описание первой экспедиции Беринга, более двух лет добиравшейся от Петербурга до Камчатки. Когда мы уезжали из Москвы, начиналось лето, а в Петропавловске-Камчатском еще только сходил снег. Прошло десять дней, пока мы смогли добраться до цели своего путешествия - на мыс Шипунский, известный как одно из излюбленных мест размножения сивучей, куда нас доставило гидрографическое судно.

Авачинской и Корякской сопок

Нас гостеприимно поселили на маяке, к которому пришлось подниматься по двухсотметровому обрывистому склону, в то время как трактор по раскисшему серпантину с натугой тащился вверх с нашим багажом и имуществом служителей маяка. Пока мы расположились, стемнело, а на утро за окном бушевала метель. Стоило выйти из дома, как резкий ветер не давал идти, снег залеплял лицо и ничего не было видно из-за густого тумана. Было это 2 июня. Днем туман внезапно разогнало, и с высокого обрыва открылась необъятная панорама океана. Сквозь шум ветра и океанского прибоя до нас донесся рокочущий басистый рев, не слишком громкий, но перекрывающий все другие звуки. Мы схватили бинокли и стали осматривать гряду торчащих из моря скал, откуда слышался этот звук. На огромной двуглавой скале мы с трудом различили около сотни крошечных фигурок зверей, причудливо расположившихся на уступах. Это и были гиганты-сивучи, которых мы так отчетливо слышали, а в бинокль лишь с трудом видели в величественном пространстве Тихого океана. Звери порой ныряли с отвесных склонов и карабкались по ним вверх, что казалось почти невероятным.

С этого момента образ морских зверей для меня навсегда связался с грандиозным простором морских побережий. В каждом случае это выглядело по-своему, но всегда поражало, как эти огромные существа малы по отношению к пространству, в котором они живут. Впечатление от первой встречи с новым для тебя зверем всегда неожиданно. Когда я впервые увидел сивучей, я вдруг понял, откуда взялось название "морской лев". Еще в детстве я недоумевал, почему называют морскими львами (которых я видел только в зоопарке и в цирке) зверей, так непохожих на львов. В группе сивучей, расположившейся ближе к берегу, я увидел огромного, почти белого самца с могучей шеей, покрытой короткой, но заметной шерстью. Зверь спокойно лежал в окружении самок, повернув голову в мою сторону. Это была монументальная фигура лежащего на скале льва! Он выглядел даже не как реальный лев, а как статуя, для которой скала служила постаментом. Я сразу представил себе впечатление первых мореплавателей, встретившихся с этим зверем и увидевших его издалека. Конечно же, лев - первая ассоциация, которая приходит в голову.

Северный морской лев

По существу, наша поездка на Шипунский не была удачной, но трудностей в ней было больше, чем достаточно. Главная неудача была в том, что в тот год размножения сивучей на берегах полуострова не было. Звери даже не выходили на берег и лежали лишь на торчащих из моря утесах. Кроме того, раз не было новорожденных, то и группировки зверей не были постоянными. Задачей нашей экспедиции была запись звуковых сигналов сивучей, для чего тоже очень важно было захватить сезон размножения. Не найдя зверей на берегу, мы стали искать возможность наблюдать их с максимально близкого расстояния. Издалека были видны две группы, лежащие ближе других к берегу на двух соседних скалах. Ближайшая из них была на расстоянии около 70 метров от берегового скалистого мыса. Как же долги были наши поиски пути к этому мысу, к плоской вершине ближайшей к зверям скалы, которая так заманчиво выглядела издалека. Десять дней продолжались поиски путей подхода к этой скале. Изо дня в день мы безрезультатно лазали по сыпучим обрывам. Я никогда не был скалолазом и, наверное, не поверил бы, если бы мне показали со стороны, как мы лазали тогда. Иногда даже с тоской думалось: "Неужели мы сегодня ночью будем спать на своем маяке?"

Расположение скал

Но не это главное, что осталось в памяти. Когда мне удавалось добраться до очередного уступа, где можно было перевести дух, хотелось отвлечься, и я брал бинокль и смотрел на сивучей, на океан, на берега полуострова. В море часто проходили группы косаток, а на склонах берегового обрыва жили семьи черношапочных сурков. Косатки нередко шли совсем недалеко от камней, на которых лежали сивучи. Я читал описания паники, в которую приходят сивучи при близости косаток, пытаясь подчас выпрыгивать даже на борта судов. Наши сивучи не выказывали никакой видимой реакции на проходивших мимо косаток. Равным образом косатки не обращали ни малейшего внимания на сивучей. Скорее всего косатки не нападают на сивучей у самых скал. Здесь они деловито проходили мимо, а иногда начинали кружиться в прибрежной бухте, по-видимому, ловя рыбу. При этом нередко животные показывали свое белое брюхо, до половины выскакивая из воды. То, что на эти наблюдения было мало времени, а затем надо было опять балансировать на сыпучем обрыве до следующего уступа, придавало им особую остроту. Но сейчас я гораздо больше помню эти паузы с наблюдениями, чем то состояние, в котором находился между ними.

Наконец, мы нашли путь к намеченной скале. Он занимал у нас более двух часов, причем, возвращаясь вечером на маяк, мы должны были ежедневно делать восхождение на почти отвесный двухсотметровый склон, которое в конце дня было очень утомительным. Поэтому мы поставили палатку на полпути к месту наших наблюдений, возвращаясь на маяк лишь раз в неделю.

Идут косатки...

На каждой из двух скал, видимых с нашего наблюдательного пункта, лежало по одному крупному секачу. Количество самок и молодых зверей менялось, однако некоторых из них мы через несколько дней знали в лицо. Секачу с дальней от нас плоской наклонной скалы (мы ее называли "Плоским камнем") мы дали имя Пискун за отрывистые, несколько визгливые крики, очень далеко слышны. Подобных криков мы не слышали от других самцов на Шипунском. Это был очень светлый могучий зверь в расцвете сил, с покатым лбом и большими глазами. На ближайшем к нам скале "круглый камень" с отвесными краями лежал огромный старый самец со стертыми клыками. От Пискуна он легко отличался рыжей окраской, крутым лбом и маленькими глазками. Его мы назвали Зубром. Пискун и Зубр, как мы убедились впоследствии, представляли собой два выраженных типа облика взрослого самца-сивуча.

Черношапочные сурки

Пискун

Жизнь на этих двух камнях была совершенно различной. Пискуна часто можно было видеть в воде, плавающим в окружении самок. Когда самки лежали на камне, он сходил в воду и, плавая вокруг камня, издавал свой крик, далеко разносящийся над поверхностью океана. Временами какой-нибудь подросток-самец в отсутствие Пискуна вылезал на камень и начинал оказывать знаки внимания самкам. Но вдруг самец-пришелец, как безумный, взбегал вверх по скату скалы, испуганно оглядываясь назад. Добежав до противоположного края, круто обрывавшегося в воду, он бросался с него, и как раз в этот момент показывалась голова Пискуна, спокойно и неотвратимо надвигавшегося. Он шел кряхтя и кивая головой с приоткрытой пастью, медленно поворачивая ее из стороны в сторону. Такие сцены повторялись периодически.

Жизнь на камне

Излюбленная поза Зубра

Молодой самец спасается от Пискуна

На камне у Зубра зверей было больше, но жизнь шла спокойнее. Мы редко видели Зубра в воде, он обычно лежал на одном и том же месте в одной из излюбленных поз. Другие самцы редко появлялись на его скале, но в этих случаях он их также прогонял. Иногда для этого оказывалось вполне достаточно поднятой головы, в редких случаях Зубр бросался в погоню за нарушителем. Но делал он это очень резво, передвигаясь тяжелыми скачками, и преследовал соперника до тех пор, пока тот не сваливался как попало с отвесного края скалы. Скала Зубра была отвесной со всех сторон, и звери взбирались на нее, ловко используя расщелины между камнями. Собираясь выйти из воды, зверь уже нацеливался на определенную щель. Дождавшись высокой прибойной волны, он "выбрасывался" на ее гребне и закреплялся, упираясь передними ластами в края расщелины. Закрепившись таким образом, он некоторое время оставался неподвижным. Затем, выгибая спину и подтянув заднюю часть тела, он упирался пятками в выступ камня и делал резкий толчок. По телу сивуча как будто пробегала волна, и когда она доходила до передних ластов, он отрывал их от места, быстро перебрасывал немного выше и снова закреплялся ими в расщелине. После такого "шага" зверь несколько минут отдыхал, затем все повторялось в прежней последовательности. В течение 15-20 минут сивуч проходил те семь-десять метров, которые отделяли верхнюю площадку скалы от поверхности воды.

Скала Зубра

Эта ловкость, с которой тяжелые звери, не имеющие нормальных, с нашей точки зрения, ног, взбираются на отвесные скалы, конечно, поражает. Я этому стал меньше удивляться, когда увидел в цирке репетицию дрессировщика морских зверей Ю. Захарова. То, что у него проделывали сивучи, совершенно удивительно. Особенно удивляет сила их плечевого пояса и передних конечностей. Звери свободно ходили на передних ластах, держа все тело на весу, и балансировали в гимнастическом кольце, вытянув тело горизонтально, опираясь на кольцо лишь одним передним ластом.

Цирковые сивучи

Цирковые сивучи

У тех зверей, которых мы знали в лицо, были свои излюбленные места на скале и любимые позы. Обсохшие звери всегда проявляли неудовольствие, когда к ним приближались мокрые, только что вышедшие из воды. Чрезвычайно интересны позы спокойно отдыхающих на камнях сивучей. Они часто лежат с закрытыми глазами, подняв морду вверх. Самки при этом грациозно изгибают шеи, самцы, вероятно, тоже, но у них этот изгиб скрыт под мощным слоем мышц и жира. Поэтому шея самца при этой позе оплывает и вздувается, становясь похожей на шляпку гигантского гриба. Мы так и назвали эту позу "позой гриба". Со стороны эти позы самки и самца кажутся напряженными, на самом деле тела зверей совершенно расслаблены, и положение голов поддерживается исключительно равновесие. Становится понятной удивительная способность морских зверей к жонглированию, давно знакомая цирковым дрессировщикам.

Мокрого зверя встречают неприветливо

Молодые звери на скалах все время играют. Силовая борьба - сталкивание соперника с камня - их любимое развлечение. Борьба идет шеями и грудью. Во время игры звери друг друга никогда не кусают. Когда подобным образом дерутся взрослые самцы, укусы бывают часто.

Пискун в 'позе гриба'

Я уже упоминал, что новорожденных сивучат у берегов Ши-пунского при нас не было. В то же время мы видели очень интересные отношения между матерями и их уже большими детенышами, годовалыми и, по-видимому, старше. Детеныши сивучей и их матери сохраняют взаимную привязанность до трех лет, и можно часто видеть как самку сосет детеныш, почти не уступающий ей в размерах. Еще более забавно видеть как такой же детеныш лежит у нее на спине. Позже мне пришлось увидеть фотоснимки, сделанные Т. Ю. Лисицыной на острове Ионы, в Охотском море (куда я, к великому сожалению, не смог поехать). На этих фотографиях видно, что маленькие сивучата нередко ложатся на спины своих матерей. Годовалые и двухлетние детеныши сохраняют эти привычки.

Молодые самцы играют

Недалеко от скалы, с которой мы вели наблюдения, был очень красивый отвесный каменистый обрыв, на уступах которого располагались многочисленные гнезда краснолицых бакланов. Под этим обрывом часто проплывали сивучи, и через прозрачную воду можно было отчетливо видеть их движения. Красота этого зрелища удивительна. Широко распластав передние ласты, звери медленно плыли, и движение ластов напоминали неторопливые взмахи крыльев, а над поверхностью воды виднелись лишь розовато-серые спины и морды с живыми подвижными глазами.

Не менее замечательны их прыжки в воду со скал. Эти прыжки можно было видеть не только, когда самцы преследовали друг друга, но и при спокойном поведении самцов и самок. Прыжок в спокойном состоянии выглядит еще красивее, так как зверь не торопится и готовится к нему заранее. Толчок делается обеими задними конечностями. Они вместе с тазовым поясом действуют у ушастых тюленей как одно целое. В воздухе зверь слегка расправляет передние ласты подобно крыльям. Все это напоминает спортивный прыжок "ласточка" в воду.

Детеныши двух-трех лет еще сосут матерей и иногда лежат на их спинах

К концу июня наши скалы опустели. Последним ушел Зубр. Два дня он лежал в полном одиночестве, чаще, чем обычно, сходя в воду; затем и он исчез. Иногда проплывающие мимо сивучи вылезали на короткое время на эти камни, но долго там не задерживались. Пятого июля с попутным гидрографическим судном мы ушли с Шипунского, чтобы ехать на Командоры.

'Ласточка' в воду

Хотя мы не обнаружили на Шипунском того, что ожидали - рождения сивучат на берегу, все же эта поездка дала мне много, и я не жалею, что мое знакомство с сивучами началось именно так. Уже возможность изо дня в день наблюдать одних и тех же немногих зверей очень важна, особенно для художника.

Проплывающие мимо сивучи

Здесь же, на Шипунском, я впервые увидел каланов и островных тюленей. Берега полуострова изобилуют морскими птицами: со своей скалы мы часто видели топорков, ипаток; крупные морские чайки порой пытались отнимать рыбу у сивучей, на скалах гнездились берингов и краснолицый бакланы, а в крутых расщелинах скал над морем мы часто слышали пение чистиков. Иногда можно было видеть и самого певца с ослепительно-белыми пятнами на крыльях и ярко-красными лапами. Во время пения он широко раскрывал клюв, и его пасть оказывалась такой же ярко-красной, как лапы. Заливистые трели чистиков под аккомпанемент морского прибоя так же, как и крики Пискуна, остались в памяти как музыка Камчатского побережья.