Глава XV. ...как шагреневая кожа

Как-то поздно вечером, за несколько месяцев до прекращения работы передатчика Радио-Роберта, мне встретились Боадицея, Леонора, Джезабель и их семейные группы к югу от реки Багайо, там, где обрыв почти упирается в озеро. Дорога проходит по белому песку пляжа, на который набегают пенистые щелочные воды. Животные решительным шагом направились вдоль дороги к плоской равнине Эндабаша, заросшей кустарником. Я ехал параллельно семейству километра три, затем обогнал его и вскоре наткнулся на большое стадо "диких" слонов Эндабаша, шедшее им навстречу. Вскоре оба стада должны были столкнуться лицом к лицу. Увы, день быстро угасал, и ночь наступила до их встречи.

Рано утром я отправился на поиски Радио-Роберта и других слонов. После получасового безрезультатного полета над Эндабашем я решил попытать счастье к северу. Боясь пропустить сигнал, я вывел приемник на полную громкость, заложил вираж над долиной реки Мусасы, и крыло "Пайпер-Крузера" почти вертикально встало над ущельем. И тут же в уши ворвался электронный стрекот радиопередатчика. Звук был так силен, что пришлось сорвать с себя наушники. Я полетел вдоль ущелья и различил быстро идущих слонов: Леонору, Жизель, Тонкого Бивня, Радио-Роберта - все находились здесь.

Что они делали в этом месте? Согласно ритуалу их перемещений они должны были все утро питаться на берегах Эндабаша, а затем в полдень перебраться в болота устья Эндабаша. Быть может, Боадицея отступила перед эндабашскими "злюками", шедшими ей навстречу? Такая вероятность заставила меня с большей тщательностью исследовать территориальное поведение слонов.

Боадицея относится к активным матриархам и редко остается на одном месте более трех дней. Проходит со своим семейством километров пятнадцать на север или юг и снова останавливается. За месяц она обходит все свои владения, которые километра на три проникают в Граунд Уотер Форест у Мто-ва-Мбу на севере и простираются на юг до реки Эндабаш, которую ей случается пересекать, но она никогда не заходит дальше двух-трех километров. В ширину ее территория протянулась от берега озера до вершины обрыва. Но Боадицея ни разу не уходила в лес Маранг и не покидала границ парка. Единственной зоной, где ее группа рисковала столкнуться с враждебно настроенным человеком, было ущелье реки Мусасы.

Почему Боадицея не пользовалась всей территорией парка? Может быть, имелись зоны, куда ее не пускали другие слоны? Или она избегала пограничных зон, где могла встретить людей? Для ответа на эти вопросы необходимо было получить полную информацию о территориях других семейных групп и самцов, составлявших всю популяцию. Только тогда можно понять территориальное поведение слонов и роль леса Маранг.

Наше исследование перемещений слонов совпало с радиослежением за одной из семейных групп, состоящей из пугливых, но "диких" слонов, живших в районе Эндабаша. Я с трудом поддерживал связь с ними, лишь иногда замечая массивные головы и слыша хруст ломающихся кустарников и ветвей при их бегстве. Предполагалось, что они могли обходными горными тропинками мигрировать через лес Маранг к большому соляному озеру Эяси. Я не смог снять ошейник с Радио-Роберта и стал умолять Гарвея Кроза отдать мне аппаратуру, присланную Говардом Болдуином, - близился мой отъезд из Маньяры для составления письменного отчета о работе. Он согласился. Он же помог мне и надеть ошейник, но мы столкнулись с массой трудностей. Слоны были столь же робки, сколь и опасны. Мы не могли допустить нападения на нас, а это сковывало наши действия. Такая ситуация никогда не возникала при работе с северными группами. Не ожидая, пока какая-нибудь эндабашская группа отправится на север, мы решили провести операцию на их территории. Но оказались побежденными. Правда, не животными, а разливом реки Эндабаш, которая перерезала дорогу и снесла машину на глубину во время переправы через нее. Последний свободный день Гарвей помогал мне извлечь машину со дна реки. Другая попытка обездвиживания сделала нас свидетелями необычайного происшествия. Нам удалось усыпить молодого самца, как вдруг какая-то самка из совершенно чужой семейной группы прогнала семью слоненка, попыталась поднять его, а после неудачи повернулась и уселась на него. Нет никаких объяснений столь ошеломляющему поведению, кроме одного: по-видимому, самка была наделена сверхсильным инстинктом защиты себе подобных.

В конце концов нашей до минимума сокращенной группе удалось завершить операцию. Мы с Орией, Мходжей и Сулейманом надели ошейник на молодую эндабашскую самку из семейного сообщества матриарха Джен Эйр. Опыт на самке проводился впервые, и решились мы на него только потому, что она отстала от группы. Такой оказией пренебрегать не следовало. Наконец-то появилась возможность проследить за одним из таинственных слонов Эндабаша с помощью радио. Мы сидели на самке и крепили ошейник, как вдруг с ужасом заметили бесшумно вернувшуюся Джен Эйр. Онa нависла над нами всей своей массой, а ее загнутый к земле бивень придавал ей вид некоего гигантского грызуна, которого обуревали весьма недобрые намерения. Я вскочил на ноги, развел в стороны руки и закричал. К счастью, Джен Эйр не очень стремилась к защите сородича, и мои действия напугали ее. Бесчувственная молодая самка осталась в нашем распоряжении. Такое поведение матриарха тоже вызывало удивление. Следовало ожидать, что она, как и прочие матриархи, будет с яростью защищать лежащего на земле члена семейства, особенно самку. Но как узнать, что творится в ее голове? Быть может, ее охватила паника от страха, что она стоит лицом к лицу со своим смертельным врагом? Быть может, связь между ними была не столь прочна, а такое часто случается в обществе слонов, где есть и млад и стар? Чем больше я узнавал слонов, пытаясь установить общие правила их поведения, тем чаще сталкивался с исключениями. Мы назвали молодую самку Радио-Эвелин - в честь одной из моих приятельниц, ставшей жертвой ее нападения несколькими месяцами раньше.

В то время в ндальском лагере готовился семинар, на котором мне предстояло отчитаться властям национального парка. Подготовка к семинару требовала тщательного анализа наблюдений, и оставалось мало времени на Радио-Эвелин, "своего" слона в группе Джен Эйр. Удавалось лишь дважды в день устанавливать местонахождение группы. Я вылетал каждое утро и парил в потоках воздуха вдоль окрашенного зарей обрыва. Внизу среди зелени еще клубился туман, который с восходом солнца превращался в красно-золотое море. Обычно хватало 20 минут, чтобы взлететь, засечь нужную группу животных и снова приземлиться на полосе Ндалы. После этого я весь день корпел над записями, подбирал цифровые данные, а вечером, когда солнце скрывалось за обрывом, зажигая огнем облачные громады над озером, совершал вечерний облет, чтобы отметить, куда ушли мои слоны.

Джен Эйр была куда менее активным матриархом, чем Боадицея. Почти все дни она бродила в зарослях Эндабаша, делая в день не более километра. Но ночью она обретала живость и совершала большие переходы, чем Боадицея. Любопытная инверсия суточной активности, связанная, по-видимому, со страхом перед человеком. Такой же пример перехода к ночному образу жизни наблюдался у львов парка Крюгера, когда был разрешен их отстрел. Как только отстрел запретили, хищники появились вновь на радость туристам. В некоторых парках, например в Уанки в Родезии, ночная деятельность слонов доминирует, хотя охота на них запрещена уже несколько лет. Должно быть, это результат наследственного опыта, передаваемого младшим от старших, которые ничего не забывают. Быть может, у Джен Эйр были неприятные встречи с колонистами и она нашла убежище в парке? За три месяца, которые я следил за ней, она явно избегала южных ферм и часто бродила у подножия обрыва, за которым начинался лес Маранг, как бы разведывая путь туда, где нет людей.

За все время Джен Эйр ни разу не покинула границ парка, но благодаря ей я познакомился со многими новыми слонами, которых иначе не увидел бы. Однажды утром я заметил громаднейшую самку с кривыми бивнями на краю обрыва у леса Маранг, высоко-высоко над парком. Левый бивень был особенно велик и загибался у самого основания. Удивительно, что он не сломался, поскольку мешал ее движениям. Ниже тропа упиралась в цирк с отвесными скалами, у подножия которых бродили Радио-Эвелин и Джен Эйр. Я не думал, что снова встречу ее, но в тот же вечер заметил ее на берегу Эндабаша. Она находилась в большом стаде из ста слонов - редкое зрелище в Маньяре, и ни один из них не относился к числу моих знакомых.

Сомнений не оставалось: слоны могли проникать прямо в парк - у них вряд ли хватило бы времени, чтобы пересечь ферму итальянца.

Утром мы с Мходжей приехали к подножию обрыва. Лес Маранг тонул в облаках и тумане, а на наши головы и спины лился непрерывный дождь. Дважды нам казалось, что мы нашли искомую дорогу, но каждый раз утыкались в отвесные скалы или водопады, скрытые нависшими деревьями. Наконец мы пересекли густейшие заросли шалфея и наткнулись на сеть слоновьих троп, сливавшихся чуть дальше в одну широкую тропу, которая петлями поднималась все выше и выше меж громадных скал и обрывов. Похолодало, но дождь перестал. С обеих сторон высились деревья, покрытые лишайником. Мы достигли границы тумана, и, к нашей радости, уклон стал более пологим - мы вступили под своды больших деревьев. Мы шли по гребню в зеленом лабиринте, вдоль которого тянулась самая большая из виденных мною слоновьих троп. От воздушного наблюдателя ее скрывала листва, хотя ширина тропы превышала 3 метра. Почва была утоптана тысячами слоновьих ног.

Отыскав эту дорогу, я взял себе за правило прятаться здесь и наблюдать за спускающимися и поднимающимися слонами. Эту границу пересекал непрерывный поток животных. Парк Маньяра вовсе не был замкнутой экологической системой. Теперь можно было предсказать последствия острейшего кризиса, если департамент вод и лесов изменит свою политику и разрешит отстрел слонов в лесу Маранг. Коль скоро слонов заставят искать убежища в парке, популяция последнего, и так самая плотная в Африке, удвоится.

Такая перспектива вновь заставила задуматься о важнейшей проблеме территориального поведения слонов. Если в парк явятся новые слоны, то как их встретят старожилы? Будут ли они защищать свое жизненное пространство и изгонять пришельцев? По окончании работы по радиослежению мне осталось собрать все данные о местах пребывания слонов и их перемещениях, сравнить площади, занимаемые каждой семейной группой, и отметить, как они перекрываются. Имелось 48 семейных групп и около 80 независимых самцов. Всех их я наблюдал четыре с половиной года более 5000 раз.

Территории сообществ значительно перекрывались. Слоны не дробили владения на мелкие кусочки, как это делают животные с территориальным поведением. Однако их территория не была и общей. Каждая семейная группа могла бродить в любом уголке парка, но многие отдавали предпочтение своим любимым местам. Боадицея держалась в основном в тридцатикилометровой зоне в центре парка. Радиослежение подтвердило контуры ее владений на карте, выполненной на основе визуальных наблюдений.

Джен Эйр проводила больше времени на юге, однако ее территория заходила на территорию Боадицеи. Другие группы не покидали Граунд Уотер Форест, ограничивая свои перемещения меньшей площадью. Большинство семей обходило свои владения за месяц, но в засушливый сезон слоны, чья территория приходилась на древесную саванну с акациями тортилис, чаще оставались в лесах и болотах севера и юга. Прослеживался как бы континуум владений с севера на юг - каждое из них имело площадь шириной 3 - 4,5 километра от берега озера до ферм над обрывом и длиной от 4 до 22 километров вдоль озера.

Подсчеты с воздуха показали, что группы не разделялись, а стремились сблизиться, и это не случайно. Анализ их распределения и перекрытия земель на карте Маньяры с сеткой в четверть километра показал, что в среднем вся популяция занимала лишь 7% клеток. Все это еще ярче подтверждалось на примере Серенгети, где можно лететь несколько часов и не увидеть ни одного слона, а потом найти 10 - 15 семейных групп на площади всего в три квадратных километра.

Меня заинтриговала громадная разница в размерах и расположении территорий. Семейные группы Афродиты и Ори жили на самом севере парка и никогда не уходили на юг. Группа Ори владела самой маленькой территорией и ни разу не покинула пределы "своих" 14 квадратных километров. Почему она не стремилась в разреженный лес, чтобы полакомиться множеством вкусных растений? Тайна. Ее владения заходили на территорию 28 семейных групп, но занимали лишь шестую часть парка.

Семейные группы Афродиты и Ори отличались также и тем, что редко бывали в обществе других групп. Но так как наблюдения велись в густейшем лесу при плохой видимости, быть может, осталась незамеченной и какая-нибудь родственная им группа. Но меня волновал вопрос, сознательно ли они избегали других слонов и не по этой ли причине предпочитали маленькие владения около машамба (ферм) Мто-ва-Мбу. Однако в те редкие моменты, когда я их наблюдал вместе с другими слонами, ничто в их поведении не подтверждало этой гипотезы. У слонов не ощущалось никакой вражды, вызванной территориальным поведением.

Даже опасные сестры Торон во время своих экскурсий на север прекрасно сосуществовали с мирными семьями, встреченными по дороге. Однажды в сумерках я заметил сестер Торон во главе семейной группы из 30 голов, когда они переходили открытое пространство между рукавами в дельте Мусасы. Они прошли мимо других семейных групп без всякого рева, шума и каких-либо угроз. Наутро вместе со встреченным стадом они пили и искали пропитание. Этот пример еще раз подтверждает, что отдельный слон или семейная группа в новом районе просто присоединяются к живущим там группам и не проявляют никаких признаков территориального поведения.

Скорее всего, если слоны и оказывают какое-либо воздействие на перемещения своих сородичей, то больше притягивая, чем отталкивая их. Однако тайной остается самоограничение семей Афродиты и Ори в перемещениях. Если они не избегают других слонов, то почему остаются на крохотном клочке леса? Быть может, причина кроется в консервативных привычках слонов, свыкшихся с данной территорией? А может, раньше территория Афродиты и Ори лежала там, где сейчас находится деревня Мто-ва-Мбу? Они по крайней мере упорно продолжали устраивать ночные набеги на банановые плантации и лакомились новыми для них плодами. Ущерб от этих экспедиций был так велик, что стала страдать репутация парка.

Кроме истребления существовал лишь один метод, позволявший уменьшить вражду к слонам, которые разоряли плантации жителей деревни и уничтожали урожаи. Несколько лет Вези экспериментировал с электрифицированной оградой вдоль границ небольшого национального парка Нгурдото (теперь парк Аруша). По стандартной изгороди пропускался обычный ток, и слоны боялись ее касаться. Джонатан Муханга, главный смотритель парка, установил такую же ограду в Маньяре для защиты деревни Мто-ва-Мбу, но ее так часто ломали, что пришлось отказаться от нее. Чтобы изучить реакцию слонов, когда они подходят к барьеру, я натянул электрифицированную проволоку на одном участке разреженного леса. Первая группа заметила проволоку на расстоянии десятка метров и осторожно подошла, чтобы исследовать ее. Молоденькая самочка кончиком хобота коснулась ее и взвизгнула от боли и удивления. Тогда ее коснулась матриарх, получила удар, взревела от ярости и сорвала барьер, унеся проволоку на бивнях метров на сто.

Дэвид Стивенс Бабу, молодой энергичный человек, сменил на посту Джонатана Мухангу. Первым делом Дэвид залатал все прорехи в электрифицированной ограде и организовал ежедневное патрулирование вдоль нее от дороги, ведущей в парк, до Мто-ва-Мбу. Ограда проходила вдоль главной дороги и спускалась почти до самого берега озера. Большая часть ее находилась на берегу реки Кирурум, естественной границы между парком и деревней. Слоны и другие животные переходили реку и оказывались перед оградой совершенно мокрыми. А потому получали ужасный удар, хотя напряжение не превышало стандарта для электрифицированных оград. Так как Дэвид упорно заделывал бреши, все больше слонов парка соображало, чем пахнет прикосновение к проволоке, так как умели наблюдать и имитировать осторожное поведение тех, кто уже получил удар. Ограда стала эффективным средством защиты не только против слонов, но и против буйволов, носорогов, гиппопотамов.

Как только маньярские слоны на собственной шкуре ощутили неприятные особенности ограды, они стали избегать ее, как чумы. Вспоминаю об одной полнолунной ночи, когда Дэвид Стивенс Бабу пытался изгнать слонов с, ферм, чтобы предотвратить ущерб, после которого жители деревни потребуют от нас расправы с ними. Мы хорошо видели слонов среди маиса с запретной для них стороны дороги. Мы бесшумно подобрались к ним и запустили петарду, которая взорвалась с оглушительным треском. Слоны бросились наутек и пересекли дорогу в поисках укрытия в Граунд Уотер Форест, который начинался сразу за ней. Но путь им преграждала электрифицированная ограда. Тогда они побежали вдоль нее к входу в парк и только там скрылись в густых зарослях. Слоны прекрасно знали, что такое ограда, и не хотели дотрагиваться до нее.

Конечно, неприятно ограничивать передвижение слонов таким образом, но это делалось для их же блага. Увы, семейная группа Афродиты привыкла почти каждый вечер обходить ограду и лакомиться бананами деревенского старосты. Под давлением общественного мнения Дэвид Стивенс Бабу скрепя сердце согласился ради успокоения страстей на отстрел одного слона. Так как одному слону предстояло умереть, я решил провести операцию сам, чтобы избежать риска гибели матриарха. Моей жертвой стал молодой самец из семьи Афродиты. Это единственный слон, которого я убил. Когда на моих

глазах этот великолепный организм рухнул на землю и покатился по отвесному склону, словно бумажный мешок с отрубями, я невольно спросил себя, как можно убивать ради удовольствия.

Добрые взаимоотношения с населением - один из основных принципов политики парков, но иногда с трудом удается убедить пострадавших жителей деревни в том, что дикая фауна - национальное богатство страны. Каждый год происходят несчастные случаи, но официальные власти об этом умалчивают. Там бегемот перекусил надвое рыбака; там раненый буйвол распорол живот крестьянину - он преследовал его до самого дома, высадил дверь и убил его; а там носорог проткнул рогом женщину на главной дороге. Дэвид должен был успокаивать население и уничтожать виновных животных. А какая поднялась паника, когда львы съели трех человек, от которых остались лишь конечности и головы! Около четвертой жертвы Дэвид организовал засаду. Лев вернулся к добыче и получил пулю. Утром оказалось, что это молодой самец Сатима.

По сравнению с другими районами владения маньярских слонов выглядели крохотными.

Территория слона, за которым провели радиослежение в Тарангире, равнялась 325 квадратным километрам, то есть в 6 раз превышала владения Боадицеи и в 23 раза - территорию семьи Ори. Самец из Серенгети носил радиоошейник до выхода последнего из строя четыре дня; за это время он прошел 56 километров, что вдвое превышало длину территории слона из Тарангире. Очень трудно рассчитать размеры его владений, исходя из столь скудной информации, но Гарвей Кроз, совершавший ежемесячные полеты для уточнения распределения групп слонов в парке, считает, что владения слонов Серенгети достигают 2500 квадратных километров. Доктор Уолтер Летхольд, который проводит долгосрочную программу радиослежения в национальном парке Цаво, сообщил мне, что владения некоторых слонов распространяются на 3000 квадратных километров и в ширину достигают 130 километров. Во всяком случае, территория слонов Цаво в 160 раз превышает территорию семьи Ори и в 43 раза - владения Боадицеи. По этим цифрам можно представить себе, насколько велика приспособляемость слонов к окружающей среде.

Несомненно одно: территории слонов Маньяры были бы обширнее, не будь постоянного давления человека на границах парка. Однако слонам пока вполне хватает пищи, и они не стремятся расширить свои владения. Наибольшей угрозой их существованию являются все более расширяющиеся сельскохозяйственные угодья, которые препятствуют распространению слонов в случае нарушения экологического цикла. Стоит слонам вернуться на свои бывшие территории, как они тут же войдут в конфликт с человеком.

Электрифицированная ограда охраняла слонов от людей, а урожай - от слонов, но только вдоль границы парка с деревней; в других местах к самым границам парка, не имеющим спасительной ограды, подступало настоящее море ферм. У меня в памяти остался инцидент, хорошо иллюстрирующий участь слонов, которые переходят границу и лакомятся посевами.

Однажды, разыскивая Радио-Эвелин, я заметил над обрывом мертвого слона, которого разделывали люди в лохмотьях с помощью топоров и панга. Я спикировал на них, они бросились на землю, а потом разбежались по кустам, но мне было трудно определить, находились ли они в границах парка, которые плохо различались в этом месте, где противопожарная полоса давно заросла. Я развернул самолет, нырнул в восходящие потоки воздуха и на полной скорости зашел на посадку. "Лендровер" стоял у полосы. Я заскочил в дом за Орией, ружьем, Мходжей, фотоаппаратами, и мы понеслись к подножию обрыва, туда, где лежал труп слона. Ория была на последнем месяце беременности, но ей удалось вскарабкаться по крутым тропкам, протоптанным слонами в колючем кустарнике, шипы которого нещадно царапали и кололи нас. Когда мы оказались на вершине, утро было в разгаре. Я послал Мходжу и Питера вперед, чтобы те перехватили браконьеров. Ория очень устала, но мы упорно продолжали свой трудный путь и вскоре подошли к Мходже, который стоял, опершись о муравейник, с ружьем меж ног и созерцал печальный спектакль. Человек двадцать вамбулу окружали тушу молодого самца. Бивни, уши и хобот были уже обрублены. Внутренности расползлись по всему склону, а вокруг туши стояли большие лужи крови.

- Почему ты их не задержал? - спросил я.

- Его убил егерь.

Мходжа указал на худого высокого человека в свитере и шортах цвета хаки. На его голове красовался красный берет с медным значком с изображением буйвола. Столбик, указывающий границу парка, находился метрах в двухстах позади нас. Скорее всего этот самец и другие слоны разоряли посевы уже несколько дней. Егерь приехал на велосипеде из Карату и устроил засаду, чтобы принести "ритуальную жертву", которая временно успокоит владельцев шамба и на несколько недель отвадит от посевов слонов, напуганных смертью одного из сородичей. Когда пуля настигла самца, он тут же развернулся к парку, зная, где искать убежище, но вернуться в безопасное место не успел.

Все произошло по закону. Среди вамбулу царило праздничное оживление. Одни толпились вокруг, чтобы получить свою долю мяса. Старик, чьи владения подверглись набегу, отрезал огромные куски и раздавал их другим. Нам тоже подарили метровый кус мяса. Разделка начиналась с висков животного, и уже кто-то жарил на костре эти куски, на которых еще держались ресницы и один глаз. Люди выглядели дикарями и говорили на кушитском диалекте. Их язык звучал так непривычно, что жители Мто-ва-Мбу, говорившие на суахили, называли их вамбулу - "шептуны". Сами себя они называли Иракуа.

Я не впервые видел, как люди, которым не хватает животных белков, разделывают слона из парка, но этот инцидент показывал, как родилась проблема маньярских слонов. По возвращении в лагерь я достал аэрофотоснимки 1958 года и разыскал место, где молодой самец и его сородичи поедали посевы. На фотографиях не было ни человеческого жилья, ни полей. Фермеры-вамбулу поселились у границ парка в последние десять лет. Ущерб от слонов пока еще сдерживал их распространение, но проблема посевных площадей становилась все острее, и они, конечно, в ближайшие десять лет вплотную подойдут к границам парка. Под растущим давлением демографического взрыва может стать нежелательным и сам парк. И коль скоро окружающее население не будет получать от парка никаких выгод, трудно будет доказать необходимость его существования.