В горах Кавказа

В горах Кавказа

Первый раз я посетил Кавказский заповедник студентом, в 1953 году. Впечатление было настолько сильным, что, попав туда вторично в 1982 году, я вспомнил в знакомой мне части заповедника все вершины и все тропы, будто и не прошло почти 30 лет. Говоря об этом, не могу не назвать человека, который открыл мне эти замечательные места. Это Борис Артамонович Заславский, работавший в заповеднике, как это тогда называлось, научно-техническим сотрудником. Ему было тогда 60 лет, мне -22, но не только я, а и работники заповедника всех возрастов не могли равняться с ним в ходьбе по горам. Он терпеливо учил меня этому, показал в первый день все вершины, видимые с высокогорного пастбища Абаго. После недели, проведенной с Борисом Артамоновичем, я чувствовал себя в северном отделе заповедника, как дома, и свободно сам выполнял роль проводника. Этой неделей и ограничилось мое общение с ним, но оно дало мне бесконечно много. Это был один из тех энтузиастов, благодаря которым система заповедников могла тогда существовать. И для меня горы Кавказа и заповедник неразрывно связаны с образом этого человека.

Главная прелесть Кавказского заповедника - обилие крупных зверей, в первую очередь копытных. Самыми заметными из них являются кавказский благородный олень, кавказская серна и кубанский тур. Олени в заповеднике совершают ежегодные миграции, поднимаясь летом в высокогорье, где спасаются от назойливых мух, во множестве нападающих на всех крупных животных. В дневные часы олени пасутся вблизи скал и снежников, где ветер отгоняет насекомых. Отдыхать звери ложатся в тени скал, а то и просто на снежниках. К зиме олени спускаются ниже, в лесной пояс. Здесь же весной происходит рождение оленят. Первый олененок, которого мне пришлось увидеть, когда меня знакомил с территорией Б. А. Заславский, был еще совсем маленьким, едва ли больше двух-трех дней от роду. Когда мы приблизились, самка, кормившая его, скрылась, а детеныш лег, свернувшись, на том же самом месте. Это была маленькая поляна в долине реки Киши. Высокая трава, кустарник и нависающие ветви деревьев создавали пеструю мозаику света и тени, и в этой пестроте пятнистый олененок был совсем незаметен.

Олени на нервом отроге Тыбги

Дальше началась грустная история. Борис Артамонович, сказал, что ему приказано добыть такого олененка для музея заповедника, и взял его с собой.

До кордона было еще не близко, и мы по очереди несли детеныша. Глядя на него, невозможно было думать о том, чтобы превратить его в чучело. Я вообще терпеть не могу звериных чучел. Особенно неприятны так называемые биогруппы, когда из чучел и макета участка той местности, в которой живут звери, создается композиция, и ей часто стремятся придать динамический характер. Трудно представить себе что-либо более мертвое. Не хочу никому навязывать свое отношение, поскольку люди часто проявляют большой интерес к таким экспонатам (и есть отличные мастера-таксидермисты, выполняющие эту сложную работу), но сам переменить его не могу.

Олененок

Олененок на по печении молодой женщины и ее детей

Нести олененка было неудобно, и мы попробовали пустить его, чтобы он шел самостоятельно. И он пошел за нами, покачиваясь на своих длинных ногах, на которых держался еще не слишком твердо, приоткрыв рот и высунув язык. Так, временами останавливаясь для отдыха, мы дошли до кордона. Собрались люди посмотреть на олененка. Детеныш был настолько красив и трогателен, что никто не мог даже думать о том, для чего его взяли, особенно после того, как его накормили молоком. Олененка через несколько дней доставили в поселок Гузерипль, где тогда находилось управление заповедника и музей. Но и там было то же самое. В конце концов, он остался на попечении одной молодой женщины, имевшей двоих маленьких детей-близнецов. Эта тройка сопровождала ее всюду. Куда бы она ни шла, за нею семенили двое малышей, а за ними, вышагивая длинными ногами, шел олененок. Так прожил он до осени, став совсем большим. А осенью олененок забрался в чей-то огород, за что был жестоко избит владельцами. После этого его пришлось прикончить, а шкура детеныша все же попала в музей, хотя он был уже совсем не в том возрасте, который был нужен. С тех пор я с особой грустью смотрю на музеи в заповедниках.

Осенью 1953 года вдвоем с наблюдателем охраны заповедника я ходил на учет оленей. Учитывали ревущих взрослых самцов, после чего сотрудники, пользуясь разработанными коэффициентами, вычисляли общее количество оленей в заповеднике. Каждой паре учетчиков давали маршрут, на нем были намечены пункты, где надо было ночевать и "прослушивать" утром и вечером прилегающие участки, подсчитывая ревущих оленей и нанося на схему места их рева. Нам досталась гора Пшекиш, имеющая крутые склоны, но очень пологую вершину, представляющую покрытое роскошными лугами волнистое нагорье. Мы отправились в путь втроем: у моего спутника была ослица, на которую мы навьючили наш груз - запас продуктов и посуду. Это животное значительно облегчило нам ходьбу, требуя минимум хлопот. Отпуская пастись, его не надо было ни путать, ни привязывать. Больше всего оно боялось отстать от нас, и при переходах мы только привязывали вьюки и шли к следующему участку, а ослица старательно следовала за нами, неся наш груз. На стоянках она тоже все время держалась около нас. Утром, когда мы просыпались, наша спутница обычно стояла над нами и задумчиво жевала какую-нибудь веточку. Единственной нашей заботой было так разместить мешки с продуктами, чтобы она не могла проверить их содержимое. Однажды у геологов осел залез в палатку и съел килограмм свиного сала.

Участки, на которых мы проводили учет, располагались у верхней границы леса, в поясе так называемого березового криволесья. Эти своеобразные березняки выросли под ежегодным напором мощного снегового покрова. Все стволы были выгнуты в одну сторону, как будто деревья исполняли какой-то причудливый танец.

Особенно запомнился мне участок в верховьях балки Торговой, Здесь мы, не сходя с места, слышали 15 оленей. Рев не прекращался всю ночь. Один могучий самец ревел, казалось, совсем близко. Утром, на рассвете, я вышел на бугорок с биноклем и пытался его высмотреть. Долго мне это не удавалось, и, наконец, я понял почему. Расстояние в горах чрезвычайно обманчиво, и, не имея достаточного опыта, я ожидал, что легко рассмотрю зверя в шестикратный бинокль. Когда же я увидел оленя, я был поражен, что с этим вооружением я едва-едва его различал. Видно было, что у него мощные рога, но нечего было и думать подсчитать на них отростки. Зверь лежал в зарослях кавказского рододендрона на противоположном склоне балки и ревел, не вставая. Стоило закрыть глаза, и казалось, что его бас звучит совсем рядом. Затем олень поднялся, продолжая реветь, медленно спустился к ручью, двинулся по его руслу вниз и вскоре скрылся. Наступило затишье.

Олень ревет лежа

Наш следующий переход должен был быть совсем небольшим, и я решил подойти поближе к ручью с фотоаппаратом и попытаться сфотографировать оленя. В то время у меня был аппарат "Практика" - зеркальная камера без пентапризмы, и мне, увы, пришлось убедиться, насколько это неудобно при съемке в горах с телеобъективом. Я выбрал место под толстой сосной над ручьем, откуда хорошо был виден весь участок, по которому прошел олень. Прошло полтора часа. Была полная тишина. Казалось, что ничего уже не будет, да и все же, хоть переход нам предстоял небольшой, надо было собираться. Я покинул свой пост и двинулся через криволесье назад, к нашей стоянке. Не более чем через сто шагов меня остановил могучий рев за спиной. Оглянувшись, я увидел "своего" оленя, спускавшегося к ручью прежним путем. Забыв об осторожности, я бросился назад. Видя, что не добегу до своей сосны раньше, чем зверь скроется, я стал снимать. Но руки у меня дрожали, и никак не удавалось поймать в кадр зверя, что очень затруднялось необходимостью смотреть в видоискатель сверху. Кроме того, зверь то и дело скрывался за березками. Олень спустился к ручью и пошел вниз по руслу. Он был освещен ярким солнцем и великолепно выделялся на фоне затененного противоположного склона. Но пока он был еще на склоне, мне удалось сделать только два плохоньких снимка (слишком еще велико было расстояние), а на ручье я так и не смог поймать его в кадр. Этот и еще один подобный случай в горах позволили мне в дальнейшем оценить преимущество зеркальных фотоаппаратов, снабженных пен-тапризмой, которых тогда наша промышленность еще не выпускала.

В тот день мне еще три раза удалось увидеть оленей. Как только мы поднялись на хребет Пшекиша, перед нами очень близко выскочил молодой самец с небольшими аккуратненькими вилочками рогов. А после захода солнца, когда я сидел на вершине холма, показалась самка с олененком. Оба зверя начали стремительно носиться кругами вокруг моего холма, как будто танцуя. Какое-то необычайное ощущение полноты жизни шло от этих самозабвенно играющих зверей.

Олень-рогач спускается к ручью

Последние встречи с кавказскими оленями у меня были на горе Тыбге весной 1982 года. Дело шло к лету, и олени линяли из серого зимнего наряда в красноватый летний. В тот же вечер, когда мы пришли на Тыбгу, на склоне ее первого отрога показались пять серых самок оленя, которые сначала паслись, а потом улеглись на горном лугу среди моря цветущих ветрениц. Эти луга с ветреницами и рододендронами поразительно напоминали командорские. С заходом солнца олени поднялись на гребень отрога, где выстроились, как будто специально красуясь. На фоне закатного неба красиво вырисовывались их тонкие силуэты. Все это было прекрасно видно в подзорную трубу с порога нашего домика. В другой раз на том же отроге мы встретили у снежника самку с прошлогодним олененком. Мы затаились за скалой, но самка успела что-то заметить. Двигаясь зигзагами и часто останавливаясь, она стала приближаться к нам. Подойдя довольно близко, она вдруг подняла голову и стала издавать отрывистые сиплые звуки, напоминающие лай. Спина ее была уже заметно красная - начиналось лето.

Там же, на Тыбге, мы регулярно встречали серн и кубанских туров. Встречи 1953 и 1982 годов происходили в одних и тех же местах. Было полное ощущение; что мы не только ходим по одним и тем же местам, но и видим одних и тех же зверей. Конечно, за прошедшие 29 лет они должны были смениться и даже не раз. Но было очень забавно видеть, как серны и туры идут теми же путями: поднявшись в высокогорье, они заканчивают пастьбу и уходят в скалы, где ложатся на отдых.

Кавказская серна

Наиболее красиво выглядят животные, когда они переходят снежники. На снегу очень четко видны силуэты зверей. Тяжеловесные туры-самцы резко контрастируют с тонкими фигурами серн. Серны, выйдя на снежник, внезапно преображаются. Если перед этим они степенно тянулись с пастбищ по тропам, то выйдя на плотный снег, заполняющий узкие лощины на крутом склоне, они начинали веселую озорную игру. Животные вдруг срывались с места и галопом неслись вниз по головокружительно скользкой крутизне. Вдруг они внезапно останавливались, резко тормозя четырьмя ногами, из-под копыт которых взлетали фонтанчики снега, как из-под лыж слаломиста на крутых виражах. То они, совсем как собаки, преследовали друг друга, останавливаясь и делая выпады, раскрывали рот, как будто скалясь друг на друга, морщили нос и высовывали язык. В пылу бега некоторые серны подскакивали вверх и, раскинув йоги, с размаху падали плашмя на снег. После нескольких минут игра затихала, животные шли дальше по тропе, но на следующем снежнике игра часто возобновлялась. Добравшись до мест лежек, животные располагались на уступах скал, несколько рассредоточившись. Каждая скала с лежащей на ней серной представляла собой прекрасную законченную картину, которая по сравнению с другими выглядела чуть по-своему. Простым глазом ничего нельзя было увидеть на склоне отрога, но стоило навести трубу на участок, где отдыхали серны, и скалы оживали, как всегда оживает местность от присутствия диких животных. Что особенно характерно для горных копытных - это какая-то особая плавность движений: они не лазают по горам и скалам - они там ходят, бегают, как любые животные в своей родной стихии.

Туры-самцы переходят снежник

Группа серн на снежнике

Игры серн на снегу

Плавность движения

'Метит' куст

В играх серн часто видны элементы территориального поведения: метит куст, погоня

Потревоженная серна издает протяжный шипящий свист. Совсем другой, резкий короткий свист, свойствен турам. Когда потревоженное стадо туров взбегает на скалистый склон, слышится серия резких свистов. Если в пасущемся или отдыхающем стаде одно животное замечает что-то подозрительное, оно замирает, следя взглядом за потревожившим его предметом, временами топая передней ногой, и в такт этому свистит. Надо сказать, что звуки, особенно такие, как шум падающих со склонов камней, мало тревожат животных. Да и их собственную походку никак не назовешь бесшумной, особенно когда они ходят по мелкокаменистым россыпям. Грохот камней под ногами животных и их тревожные свисты производят особенно странное впечатление, когда слышишь их в густом тумане, что в горах Кавказа не редкость. Тогда кажется, что эти звуки раздаются у самого уха. Вероятно, тишина и туман в горах создают какую-то совсем особенную звукопроводимость воздуха.

Серны на лежках

Туры вблизи искусственного солонца. Видно множество выбитых животными троп

Дикие копытные в кавказском заповеднике, как и везде, посещают солонцы. Им необходимо не только получать минеральную подкормку, но и просто поедать землю. В районе Тигин-ского хребта есть обрывистый участок над ущельем, который называют урочищем Коробочка. Оно находится в поясе пихтового леса, но здесь живет группа туров, регулярно поедающих на обрыве мелко раздробленную сухую глину. Большинство солонцов в заповеднике - это солонцы влажные, расположенные в долинах речек, где бьют ключи, и солоноватая вода растекается по глинистой почве, образуя заболоченные площадки. Многочисленные животные посещают эти площадки, которые обычно сплошь истоптаны их следами. Охрана заповедника, кроме того, дает постоянно минеральную подкормку диким копытным, выкладывая для них в определенных местах глыбы каменной соли. Животные вскоре начинают приходить в эти места, где лижут соль и поедают пропитанную солью почву. В высокогорье, на Тыбге, такие искусственные солонцы превратились в выбитые, плотно утрамбованные площадки. Около них подолгу задерживаются стада туров, которые нередко и пасутся и отдыхают вблизи этих солонцов.

Отдыхающие туры: крупный самец и две самки

Когда научный сотрудник заповедника В. А. Котов, ныне покойный, начал работы по мечению туров, на искусственном солонце второго отрога Тыбги построили ловушки, и соль стали класть в них. Сами ловушки были наподобие ящиков или маленьких сарайчиков без крыши, расположенных в ряд. Над комком соли укрепляли палочку, связанную системой шнуров и рычагов с падающей дверцей. Ловушки настораживали только непосредственно перед отловом, а в обычное время дверцу укрепляли в поднятом положении, и животные могли беспрепятственно входить и выходить. Они не только лизали соль, но часто и подолгу толпились возле ловушек и внутри них. Такая картина напоминала скотный двор. Когда начинали отлов, туры не проявляли особого испуга при падении Дверцы. Это не производило большого впечатления ни на зверей, попавших в ловушку, ни на других членов стада. Можно было видеть, как попавшие в ловушку звери высовывали из нее голову и общались с оставшимися на свободе. Никакой тревоги в поведении тех и других зверей не было заметно.

Летом самки туров с детенышами и самцы 2-3 лет держатся совместными стадами, в то время как крупные старые самцы образуют отдельные стада. Такое стадо старых козлов выглядит очень эффектно. Тяжеловесные животные, долго сохраняющие недолинявший зимний мех, выглядят почти белыми. Особенно красиво такое стадо, когда оно, вытянувшись длинной цепочкой, пересекает снежник. На тропах, проложенных турами в скалах, часто попадаются зацепившиеся за камни клочья шерсти, и стоит густой козлиный запах. Такой же запах ощущается на вытоптанных площадках солонцов.

Нередки в заповеднике и встречи с дикими свиньями и медведями. В конце мая 1982 года мы встретили крупного медведя на первом отроге Тыбги. Зверь выбежал нам навстречу, шарахнулся в сторону и исчез.

Отдыхая на склоне, туры иногда присаживаются, по-собачьи

Когда мы подошли к этому месту, оказалось, что он убежал вниз по снежнику, по почти отвесному склону. На снегу были видны следы зверя, уходившего огромными скачками. Казалось, что Головы кубанских туров: самца 2 лет, Невозможно остаться живым самца 10 лет, взрослой самки при таком спуске.

Голова кубанского тура самец 2-х лет

Голова кубанского тура самца 10-ти лет

Голова взрослой самки кубанского тура

Осенью в нижней части лес прекрасно разбираются во вкусного пояса начинают поспевать плоды дикой груши, которой много в заповеднике. Поспевают также орешки бука. Лежащие на земле плоды привлекают различных животных. Однажды мы видели, как некрупный медведь, не дожидаясь, когда буковые орешки начнут падать, залез на растущую рядом с буком пихту и с нее доставал орешки. Мы довольно долго стояли и смотрели, как кормится зверь. Моему спутнику надоело это зрелище, и он крикнул. Медведь засуетился, но аккуратно спустился по сучкам пихты, после чего послышался громкий треск от убегавшего вниз через густой кустарник зверя.

Здесь, в заповеднике, мне пришлось убедиться, что кабаны прекрасно разбираются во вкусовых качествах плодов дикой груши. Не трогая плодов под одним деревом, они тщательно подбирают все под другими. Об этом рассказывал мне и Б. А. Заславский, говоря, что самая лучшая груша - та, которую охотно едят дикие свиньи. Вспоминалось известное выражение: "Разбирается, как свинья в апельсинах". Как в апельсинах, не могу сказать, но в диких грушах свиньи разбираются очень тонко.

Левая передняя нога кубанского тура: слева - зверя, живущего в зоопарке; справа - только что пойманного в горах

В 1953 году я жил на высокогорном пастбище Абаго в доме, где когда-то была молочно-товарная ферма. Вместе со мной там обосновался Т. Н. Бабенко, табунщик, стороживший лошадей заповедника на летнем пастбище. Вблизи нашего жилья мы не раз слышали вой волков, а в июле было несколько дней, когда волки беспокоили табун. Т. Бабенко ходил по ночам с берданкой караулить. Однажды среди ночи раздался выстрел. Табунщик потом рассказал, что вдруг в табуне возникла паника, ничего не было видно в темноте, и он выстрелил в воздух, чтобы отпугнуть хищников. Волки скрылись, но оказалось, что они успели куснуть одного жеребенка. Жеребенок на следующий день погиб. Меня поразила рана на его бедре - казалось, она была нанесена глубоко всаженным острым ножом.

В заповеднике есть и другие крупные хищники - рысь, лесной кот, но их увидеть удается очень редко. Обычна там лесная куница, которую мне дважды удалось увидеть близко. Куница здесь много ходит по земле и по поваленным древесным стволам. Часто встречаются кучки ее помета, в которых много хитина насекомых.

Значительно позже мне пришлось побывать в центральной части Кавказского хребта, где горы гораздо выше, но их склоны сильно выбиты из-за неумеренного выпаса скота. Горы в заповеднике производят более грандиозное впечатление. Могучие леса, пышные луга, в, которых летом есть участки, где трава полностью скрывает всадника на лошади. Летом эта трава редко бывает сухой - часто идут дожди, а если нет дождей, то она мокрая от росы, так что, пробираясь через нее, всегда оказываешься мокрым до нитки. Зато какое удовольствие дойти до балагана, в котором всегда лежит запас сухих дров, развести под крышей костер, обсушиться и согреться. И ничего нет вкуснее воды из горных речек и ручьев, текущих с ледников и снежников. А в сентябре, когда ревут олени, горные склоны причудливо расцвечиваются осенними красками. Как и везде в горах, постоянно меняющаяся погода преподносит неожиданные сюрпризы. Помню случаи, когда внезапно налетевший туман заставал нас на снежниках, и хорошо знакомая местность вдруг оказывалась крохотным островком, на котором нелегко было сориентироваться. Спускаешься вниз по плотному скользкому снегу, а впереди пустота. А однажды, когда мне в первый раз удалось подойти к сернам на солонце, и я приготовился снимать, внезапно налетевший туман вдруг скрыл от меня животных. Все эти впечатления сливаются в единое ощущение настоящей жизни, которое не покидало меня в этом заповеднике. В заключение очерка о Кавказском заповеднике мне хочется рассказать о маршруте, пройденном в июне 1982 года в поисках прометеевой мыши. Зоологи сейчас не употребляют этого названия. В сегодняшней литературе этот зверек называется прометеевой полевкой. Но мне всегда жалко, когда меняют старые русские названия животных, даже если новые - более точно отражают их систематическую принадлежность. "Водяная крыса" - настоящее народное название, очень образное. И хотя она действительно полевка, менять название было незачем. В зоологии множество подобных названий - летучие мыши, морской слон, морская свинья, водяной ослик - этот список можно сделать бесконечным. Было бы смешно все это менять.

Прометеева мышь

Прометеева мышь начинает копать землю; ест травинку

Наш маршрут проходил по долинам рек Малая Лаба и Уруштен. Путешествие заняло пять Дней. Мы были втроем. Показать места обитания интересующих меня зверьков взялась В. Г. Топилина, научный сотрудник заповедника, ведущая тему по мелким млекопитающим. От поселка Псебай мы на машине добрались до кордона Третья рота, оттуда пешком вверх по Малой Лабе до кордона Умпырь. Две вьючные лошади несли наш груз. На Умпыре нам дали проводника и четырех коней, так что последний участок пути мы проделали верхом. Мне достался рослый костистый темно-гнедой конь 13 лет по кличке Зоркий. Благодаря ему я смог по-настоящему оценить, что такое лошадь, имеющая опыт работы в горах. Я быстро понял, что Зоркий знает каждый метр троп, по которым мы шли. Он всегда выбирал лучшую дорогу, даже если остальные кони шли по другой. В трудных участках, например при переходах через речки, лучше всего было отпустить поводья и предоставить ему действовать самому. Невозможно себе представить, чтобы в скором времени таких животных в горах можно было бы чем-нибудь заменить. Я как сейчас помню ощущение, когда кони неторопливо ступают по тропе шириной не более лошадиного копыта, которая вьется среди могучих стволов буков и пихт по крутому склону ущелья, а внизу ревет и грохочет Малая Лаба.

Зубры на снежнике

Поднявшись вверх по ущелью Малой Лабы, а затем реки Уруштен, мы, наконец, достигли цели нашего путешествия - поляны Бурьянистой, красивейшего уголка долины Уруштена. На краю поляны стоял домик, в котором мы обосновались. Часто прямо из домика мы видели оленей и серн. Однажды, выйдя из домика, я посмотрел в бинокль на одну из ближних вершин. На снегу я увидел едва различимые фигурки зверей. Наведя туда зрительную трубу, я вдруг понял, что это зубры. Зубров в заповеднике долго держали в питомнике, и лишь недавно было создано дикое стадо. Сейчас это настоящие горные звери, которые выглядели коренными обитателями этих мест.

Кавказская мышовка

Я говорю об этом потому, что в отношении этих зубров мнения специалистов сильно расходятся. Дело в том, что это не чистокровные зубры, в них есть небольшая примесь бизоньей крови. Кавказские коренные зубры были почти полностью выбиты в начале этого века. Нынешнее стадо ведет свое начало от тех времен, когда из-за недостатка чистокровных зубров для восстановления этого вида использовали зубробизонов. Путем так называемого поглотительного скрещивания потом предполагалось максимально приблизить облик и генотип этих животных к чистокровным зубрам. В послевоенные годы были получены чистокровные зубры из Польши, и необходимость в использовании зубробизонов отпала. Сильно выросло количество чистокровных зубров в Беловежской Пуще и в питомнике Приокскотеррасного заповедника под Москвой. Отсюда они были расселены по другим заповедникам и охотничьим хозяйствам. И только в Кавказском заповеднике сохранилось гибридное стадо. Эти звери живут на свободе и хорошо приспособились к горным условиям. Тем не менее идет много споров о том, надо ли их сохранять или заменить чистокровными зубрами, так называемыми, кавказско-беловежскими. Вопрос этот не так прост: он связан не только с проблемой генетической чистоты зубров, но и с влиянием этих животных на растительный покров заповедника, так как в питании зубра и зубробизона есть заметная разница. Все это требует специальных глубоких исследований, и не в нашем очерке решать такие вопросы. Но звери, которых я увидел на снежнике над Бурьянистой, казались там очень уместными. Кроме того, боюсь, что массовое уничтожение животных в заповеднике может иметь неблагоприятный для заповедного дела резонанс.

Приехав на Бурьянистую, мы сразу взялись за поиски прометеевой мыши. Среди высокой густой травы на поляне было много кучек земли, похожих на кротовины. Мы стали рыть канавки и вкапывать в землю ловчие цилиндры. Увы, две ночи не дали результата. В цилиндры попадали кавказские мышовки, которых много оказалось здесь, кустарниковые полевки, но не было двух зверей, которые нас больше всего интересовали: прометеевой мыши и малоазийской полевки. В то же время видно было, что прометеева мышь здесь живет. Потеряв надежду поймать ее в цилиндры, я разрыл ее подземный ход и поставил в нем два капкана. На следующее утро в одном из них была прометеева мышь, попавшая в капкан передней лапой, которая была, к сожалению, повреждена. Но пришлось удовлетвориться таким экземпляром. Посадив зверька в террариум, я стал его рисовать.

По общему облику он напоминал слепушонку, но резцы были не такие длинные и не торчали изо рта вперед, как у слепушонки. Хвост, как у крота, а пальцы передних лап имели длинные, слегка изогнутые когти, несколько напоминающие когти цокора, но не такие мощные. Голова была совершенно круглая, с широкой тупой мордочкой, крохотными глазками и небольшими круглыми ушами, чуть выступающими из шерсти. Зверек быстро освоился в террариуме. Кормясь, он придерживал травинки передними лапками; спал, уютно свернувшись в гнезде. Самое поразительное, что, засыпая, он тихо и протяжно мурлыкал. Звук был очень тихий, но очень похожий на мурлыканье кошки. Позже, в виварии Зоологического института в Ленинграде мне пришлось видеть этих зверьков, сидящих большими группами. Бормотание и мурлыканье отдельных зверьков сливалось в странную стрекочущую музыку, своеобразный оттенок которой придавало скрежетание зубами, свойственное многим грызунам, но особенно часто его издают подземные грызуны: слепыши, слепушонки, прометеевы мыши. При этом зверьки сильно выдвигают вперед нижнюю челюсть, так что вершины нижних резцов оказываются впереди верхних, и трением резцов друг о друга производят довольно громкий скрежет, звучащий скорее, как шелест.

Кроме прометеевой мыши мы на Бурьянистой нашли в большом количестве кавказских мышовок. Эти стройные, похожие на мышей зверьки на самом деле родственны тушканчикам. Они часто попадали в ловчие цилиндры и в оцепенении лежали на их дне, отчего казались мертвыми. Но если согреть зверька в ладонях, он начинал шевелиться. Посаженные в клетку и помещенные в тепло, мышовки скоро совершенно оживали. Эти грызуны, стоило пустить к ним в клетку насекомых (лучше всего мелких кузнечиков и саранчовых), преображались в маленьких хищников. После нескольких крадущихся движений в сторону жертвы они делали резкий бросок и схватывали ее.

Мир мелких зверьков Кавказа очень богат. Но, как и в большинстве мест, он скрыт от глаза наблюдателя, и чтобы видеть, а тем более рисовать, приходится их вылавливать. Крупные звери, особенно в высокогорье, гораздо заметнее.

Серны, идущие по склону