Глава XIII. Смотри и учись

Юная самочка играет с большой ветвью. Природное поведение, которое использует человек, приучая слонов к переноске тяжестей

Когда Сабе стукнуло три недели и ее вес достиг двух семисот, мне разрешили покинуть Найроби и провести две недели на ферме, чтобы набраться сил перед возвращением в Маньяру.

Иэн отвез нас на самолете в Наивашу. Нас встречали увешанные украшениями африканки в ярких национальных костюмах. Они принесли яйца и кур для нас с ребенком и, выстроившись полукругом у самолета, начали петь, покачиваясь в такт. Кто-то поцеловал меня и руки Иэна за то, что он дал мне ребенка. Событие было важным, и отметить его следовало торжественно. Наутро явились мужчины-масаи. Подойдя ко мне, они взяли мои ладони в свои и плюнули в них. Затем самый старый из них приступил к ритуальной "церемонии плевков". Он открыл мою рубашку и плюнул на груди, чтобы отогнать дьяволов, защитить от дурного взгляда и открыть путь моему молоку. Он плюнул мне чуть ниже затылка, а затем на свои ладони и коснулся ими моего лба. Настоящее слюноизвержение! Но я не могла от этого отвертеться, ибо мне оказывали великую честь, поскольку для масаев ребенок - самое важное в мире. Жизнь должна продолжаться, и продолжается она в наших детях.

В течение десяти дней на ферме появлялись женщины из других племен и по четверо-пятеро поднимались по ступеням дома, чтобы посмотреть на Сабу. Она спала в соломенной колыбели под накомарником; они смотрели на нее и говорили: "Аааах мзури сана!" ("Ах, какая она красивая!") Жена Ресона подарила нам курицу, расцеловала нас обеих в щеки, потом воздела одну руку к небу и, прикрыв второй рукой рот, возблагодарила бога за наше спасение:

- Все на ферме рады за тебя, Ория. Все молятся за ребенка и за тебя.

- Но я допустила серьезную ошибку, - сказала я. - Для сохранения имени нужен сын!

- Нет, нет. Такова воля бога. Следующим родишь сына.

Силы прибывали с каждым днем. Наконец я могла гулять по холмам и садиться на лошадь. А потом мы загрузили самолет провизией, пеленками, соломенной колыбелькой и отправились в путь. Обернувшись, я увидела родителей, они стояли рядышком в пустом загоне и с волнением смотрели, как мы уносимся по голубой дороге неба за горизонт.

По возвращении в Ндалу мне показалось, что началась новая жизнь, волнующая и полная неожиданностей. С момента рождения ребенка прошло ровно шесть недель. Комнату украшали дикие цветы, а пол устилал ковер лиловых и пунцовых лепестков, собранных в парке, чтобы отпраздновать наше возвращение. Все сияло чистотой, на огне варился обед, и вокруг вертелись привычные животные.

Мходжа взял Сабу на руки и со смехом поздравил ее с благополучным прибытием в джунгли. Ребенок был не менее важен, чем слоны. Уиджи, Алиша и Амина превратились в красивых сильных зверей. Генетты прыгали с плеча на плечо и изредка обнюхивали Сабу. Только Уиджи не проявляла к нам интереса: она всегда отказывалась признавать нас после долгого отсутствия. Иэн с шумом открыл шампанское и разлил его по стаканам. Мы выпили, засмеялись и расцеловались, на мгновение пойманные в сети счастья незримыми пальцами жизни.

Перед моим возвращением Мходжа, Сулеймаи и Али отправились в Мто-ва-Мбу, нашли айю (няню) и уже обучали ее. Ее звали Мария. Это была пожилая женщина с мягкой улыбкой. Ее щеки украшали шрамы, характерные для вамбулу.

Мы перенесли сумки, корзины и ребенка в нашу маленькую хижину и вместе со всеми животными расселись на матрацах и вытряхнули скудные пожитки Сабы. Она приняла первую ванну по-дикарски - в желтом тазу, наполненном коричневой речной водой.

Бездетная Мария раньше прислуживала в баре в Мто-ва-Мбу. Она мечтала заниматься Сабой и не хотела иметь дел с мужчинами. Мы пошли обедать. Посреди стола лежал старый львиный череп-подсвечник, принадлежащий Иэну, его так залило воском, что на свету поблескивали только зубы. В Маньяре ничто не изменилось. Все было просто: ребенок стал еще одним членом нашей дикой семьи. Не знаю, кого из четырех детенышей любила больше, потому что приемные дети столь же близки, как и собственное дитя. Раньше я не верила Иэну-биологу, который убеждал меня, что рождение ребенка - одна из самых естественных функций женского организма. Я была уверена в невероятной сложности всего и думала, что мой образ жизни претерпит огромные изменения. Теперь, как у любой матери, во мне проснулся инстинкт защиты потомства.

Меня никогда не интересовали ни акушерство, ни уход за новорожденными. Я была даже немного старовата для первенца, но вместо покупки известного учебника доктора Спока, библии молодых матерей, решила следовать советам Иэна, который настаивал на важности физического контакта матери и ребенка, как это недавно доказал один кембриджский профессор на примере макак-резусов. Что мы знаем о поведении приматов? Иэн убеждал меня в важности этих знаний, и я с жадностью впитывала их.

В начальные часы жизни для малыша-резуса был важен осязательный контакт. Детеныш хватается за мать в трех точках. Двумя руками он держится за шерсть, а сосок не выпускает изо рта. Но на моем теле не имелось шерсти, а мой ребенок был куда менее развит, чем малыш-резус, и приходилось постоянно держать его на руках.

Лучшим методом был, бесспорно, метод африканок. Они носят ребенка на спине в куске материи. Там он защищен от животных и греется от материнского тела. Мать-африканка понимает важность осязательного контакта для своего ребенка, не будучи супругой этолога.

Опыт показывает, что малыш-резус, в ранней стадии своего существования лишенный матери, а следовательно, и осязательного контакта, в дальнейшем не может устанавливать правильных отношений с себе подобными. Иэн все время повторял, что надо избежать такой опасности для нашего ребенка.

Живя среди животных, следовало учиться на их примере. В городе подобные мысли никогда не пришли бы мне в голову; уверена, ребенок был бы закутан в груду красивого тряпья и спал бы в белой колыбельке под накомарником под ахи и охи других мамаш: "Ах, какое чудесное платьице!" Разве у матери есть контакт с ребенком в таких условиях? Меня, конечно, волновал вопрос, можно ли вырастить ребенка, сообразуясь с природой, а не с требованиями социального порядка, которые часто придают излишнее значение гигиене. Можно ли перенять что-либо полезное от животных и что изменится в нашей жизни?

Утром первые лучи солнца проникали через окна и будили меня. Воздух дышал прохладой. Шумела по скалам вода. Одна птичка пела, другая насвистывала. Полусонная, я открывала глаза, потягивалась и осматривалась. Темнота еще скрывала деревья парка, но оранжевые лучи уже касались ручья у подножия нашего дома, вдоль которого темными силуэтами мелькали слоны. Всю ночь они ревели, фыркали и стонали на тропах древесной саванны.

Я натягивала брюки и куртку, выскальзывала из рондавеллы и бегом спускалась по тропинке, идущей по высокому берегу. Однажды я не пробежала и десятка метров, как услышала хруст травы. Я застыла на месте, вгляделась в подлесок и заметила пару белых бивней. Животное стояло в метре от меня. Радуясь, что это слон, а не буйвол, но не зная, как реагировать, я пошла дальше, не спуская с него глаз. Он слегка удивился и на мгновение перестал есть.

В кухне Мходжа готовил чай. В печи пылал сильный огонь, клубился густой дым. Я сказала ему, что чуть не столкнулась со слоном около хижины, а он ответил, что слоны явились поздравить меня с возвращением. Выходя от себя, он прошел чуть не под брюхом одного из них. Мы посмеялись. Слоны ходили и мимо его жилища.

Слоны ломали ветки и ели их на склонах позади лагеря. Это была семейная группа Портии из семейства Сары, которая часто искала пропитание рядом с нашим домом. С восходом солнца оранжевые, красные и желтые полосы исчезли, и ослепительное солнце медленно всплыло над озером. Речка блестела словно зеркало. Было приятно увидеть столько слонов в ранний час; в это время они проводили весь день в разреженном лесу. Счастье - очутиться среди старых друзей после долгой разлуки.

Слоны подошли ближе - из черной массы иногда высовывался хобот или белый бивень. Дул ветер, гоняя пыль у них под ногами. Одна семейная группа покинула речку, уступив место другой. Встречаясь, они приветствовали друг друга - поднимали хобот и клали его в рот встреченным слонам. Это были родственные группы, но я не узнала их. А ведь знала большинство матриархов парка. Я чувствовала себя частичкой их мира и радовалась, когда узнавала их.

То была та же радость, что и оказаться в кафе в Найроби с друзьями, которых давно не видел. Хотелось улыбнуться, кивнуть головой и крикнуть: "Хелло, как приятно видеть вас опять!"

Возвращаюсь в рондавеллу с красными и желтыми чашками, чайником и кувшином молока на подносе. 6.30 утра. Одна из стен комнаты блестит от солнца. На земле, в разных уголках и на разных постелях, спят пять существ, которых надо разбудить. Мы с Иэном размещаемся на матраце посреди комнаты. Рядом с нами, в соломенной корзине, отдыхает наш ребенок, а с другой стороны в другой корзине спят, прижавшись друг к другу, две генетты и мангуста Уиджи. Все потягиваются, позевывают, каждый по-своему вскрикивает. Комната оживает.

Усаживаюсь с подносом на пол и начинаю разливать чай-сафари с привкусом дыма и порошкового молока. Уиджи, а затем Алиша и Амина подбираются к своим чашкам и с мурлыканьем начинают лакать молоко, низко опустив головы. Затем они выбегают во двор по нужде, но делают это без особого энтузиазма. Обычно Иэн сопровождает их, ибо мы совместно занимаемся воспитанием малышей, для которых стали приемными родителями, и каждый из нас влияет на них по-своему. Затем приступаю к кормлению Сабы, но здесь проблем не возникает, поскольку у меня много молока. И слава богу, ведь вода в лагере грязная, пришлось бы помучиться со стерилизацией и сосками. Затем к нашему чаепитию присоединяется Биба, только-только выпущенная из загона. Она входит и принимается за простыни, хотя знает, что белье - пища запретная. Мы гоняемся за ней по лагерю минут десять, пока не отнимаем у нее наполовину изжеванную простыню. Такое утреннее семейное чаепитие заряжает нас энергией на целый день.

Мой зверинец ни на шаг не отстает от меня в моих хождениях по лагерю. Саба сидит в безопасности на моей спине, крепко привязанная кангой (пестрая полоса африканской ткани), и ничем не стесняет моих движений. Биба скачет впереди, а Уидяш издает протяжные боевые крики "ти-ти-ти-ти-ти-ти". Генетты, будучи ночными животными, боятся перебегать из дома в дом средь бела дня, и стоит им оказаться на открытом месте, как они тут же бросаются под прикрытие кустов. Я все время боюсь, что одна из них потеряется, поскольку люблю бродить со зверюшками по лабиринту песчаных тропок. Ветерок с реки доносит запах дыма, леса, бекона и кофе.

С ветки на ветку перелетают птицы. Над цветами порхают бабочки. Привычный стук - кто-то рубит дрова - и крики бабуинов, спускающихся к реке напиться, разносятся над лагерем. С началом дня в долине Ндалы закипает жизнь. И каждый раз я с неподдельным удивлением вижу, насколько точно образ жизни каждого животного соответствует окружающей среде.

Мы тоже свыклись с нашим особым образом жизни и малым количеством людей, окружающих нас.

Мария не задержалась у нас: она поссорилась с Сулейманом, который как-то в 4 часа утра сделал ей загадочное предложение: "Пошли!" Она "идти" отказалась и со слезами убежала. Мне позарез нужна была няня, чтобы заниматься с Сабой, пока я буду снимать фильм. К счастью, постаралась Мирелла и отыскала мне подлинную жемчужину. Мы слетали за ней в Наивашу. Это была пожилая женщина родом с Сейшел по имени Виолетта Тезе, которая занималась воспитанием детей уже несколько десятков лет. Узнав, что ей надо сесть в крохотный самолет, улететь в какое-то затерянное место в лесу и жить среди слонов, она храбро уселась на заднее сиденье, взяла в руки четки, закрыла глаза и кончила молиться уже па земле. Прибывшую Виолетту радушно встретили все обитатели лагеря.

Объем работы ее совершенно не волновал, если к ней относились с должным почтением и придавали ей эскорт: она была уверена, что все львы, леопарды, буйволы, носороги и слоны парка только и мечтали положить конец ее существованию, и она, естественно, не жаждала встречи с ними. Вечерние проводы Виолетты на покой превратились в настоящую церемонию. Впереди шествовал Мходжа с ружьем, за ним шла Виолетта, а за ней - Али с факелом. В арьергарде двигался Сулейман, вооруженный пангой. Переговариваясь и громко смеясь, они поднимались к верхнему дому.

В полдень Виолетта гладила в тени гардении, где располагался ее "двор". Виолетта была незаурядной личностью с потрясающим чувством юмора. Новость о ней разнеслась по всему парку, и по вечерам, перед возвращением домой, к нам съезжались шоферы и смотрители, чтобы выпить чашечку чаю и послушать рассказы Виолетты. Под гарденией собирались и все жители лагеря Ндалы, ставшего наконец единым целым.

Европейцу может показаться, что наш лагерь был затерян в безжизненной равнине. Ничего подобного, он находился среди кипучей жизни - она была повсюду, наблюдала за нами из высоких трав, пряталась в кустарнике или дремала на деревьях. Одни птицы преследуют других или охотятся на мышей и насекомых. В вышине парит коршун, высматривая добычу. Никто не может чувствовать себя в безопасности. Следить надо за малышами, за домашними животными, за населением птичьего двора, даже за едой. Змеи, скорпионы, мухи цеце, комары, грифы, взрослые генетты, леопарды, львы, буйволы наносили визиты в лагерь и днем и ночью. Я была все время настороже. И только слоны не причиняли никаких забот.

Мы жили среди насилия, но насилие вызывалось необходимостью. Смерть в дикой природе видишь часто, ибо чья-то смерть дает жизнь другим. Страха в нас не было; напротив, мы ощущали громадную радость от причастности к миру Маньяры; следовало только опасаться хищников.

Вскоре после возвращения я как-то вздремнула на солнышке, и вдруг дрожь ужаса пробежала по моей спине. Начинался сухой сезон. Листья и деревья пожухли и поблекли. Ярко-зеленая трава выцвела и приобрела бледно-желтую окраску, отовсюду доносились шорохи. Что-то зашевелилось в кустах; я обернулась и с ужасом увидела позади себя похожую на перископ плоскую голову и серо-желтое длинное туловище кобры. Моего материнского инстинкта как не бывало; забыв о ребенке, мирно спавшем в колыбели на столе, я стрелой вылетела из комнаты и бросилась на поиски Мходжи. Он прибежал, вооружившись палками и пангой.

- Нельзя оставлять грудного ребенка! - сказал он мне с гневом. - Ты что, не знаешь: змеи любят молоко! Его запах притягивает их к детям!

Меня охватил стыд; я решила, что подобное никогда не повторится. А потому приказала немедленно выжечь кустарник вокруг лагеря. Во время этой операции мы обнаружили двух африканских гадюк. И пока трава и кустарник не выросли, Уиджи без труда рыскала повсюду. Змей в лагере больше не попадалось.

С течением времени мы свыклись почти со всем и соответственно перестроили свою жизнь. С Сабой ничего не могло произойти, поскольку днем она находилась под постоянным присмотром няни, а ночью спала с нами. Коза Биба проявляла достаточно ума, чтобы не совершать дальних прогулок без нас. Следовало приглядывать за генеттами, особенно ночью, защищая их от других хищников и генетт, на чьей территории они находились. Только Уиджи была независима и сама защищала себя. Ее маленькие красные глазки всегда были настороже. Если она чувствовала опасность, шерсть ее становилась дыбом, она вставала на задние лапы, шевелила ушами и издавала боевой клич, похожий на пронзительный рев. Такое предупреждение не раз позволяло нам спасти курицу от ястребиных когтей. Однажды мы даже прогнали буйвола, который шел по тропке. Всегда было полезно осведомиться о причине боевого клича Уиджи, даже если она избирала своей мишенью повара.

Если мы отсутствовали ночью, то не закрывали ни дверей, ни окон, поскольку ни одно человеческое существо не решалось нас обокрасть. Как ни странно, но мы защищались от дикой фауны, а фауна защищала нас. Разве есть лучшие ночные сторожа, чем слоны, буйволы и львы? Они держали на расстоянии любого человека-хищника.

В тот период мы приступили к съемкам фильма "Семья, которая живет среди слонов" для телестудии "Англия Телевижн". Их начало совпало с рядом обрушившихся на нас трудностей.

В нашу райскую жизнь вдруг ворвался мир конкуренции. Угрожал нам, в частности, и род человеческий. Наверное, мы слишком долго жили среди животных и не всегда понимали других людей, а это, конечно, отразилось на нашей жизни. Но для будущего следовало познать и этот аспект жизни и научиться быть настороже с себе подобными, а не со слонами и прочими животными, поглощавшими все наше внимание.

Первым ударом оказалось исчезновение генетты Амины. Однажды вечером, играя в прятки с Уиджи и Алишей, она ударилась об оконное стекло, разбила его и выпала наружу. По-видимому, затем она спряталась в кустах и замерла там. Ни мои призывы, ни лакомые кусочки не смогли выманить ее из убежища. Так мы и не узнали, вернулась она к дикой жизни или погибла. Алиша и Уиджи стали совсем неразлучны. Они не расставались ни на мгновение, облизывали друг друга, играли, вместе ели и спали.

Как-то ночью среди мирной тишины нас вырвал из сна пронзительный вопль Мходжи: "Али наме куфа! Али наме куфа!" ("Али умер!") Мы с Иэном, который освещал дорогу бледным светом фонарика, выбежали из дома. Иэн никак не мог сообразить, что произошло. Алиша убежал из кухни; на земле и ветках густого колючего кустарника кардиожина виднелись следы крови. Уидяш рыскал в окрестностях. Я взяла его на руки и отправилась на поиски Алиши. Он, по-видимому, неосторожно проник на территорию других самцов-генетт. Мы обыскивали все вокруг до тех пор, пока не потеряли всякую надежду.

Спустя четыре дня, во время нашего послеобеденного кофе, появился Алиша. Он отощал и хромал. Oт него несло дохлятиной. У него была сломана нижняя челюсть, и обнаженная кость гноилась. Одна лапа находилась в ужасном состоянии, а на теле не осталось живого места от сплошных ран. Он направился за утешением к Уиджи, но та отвернула голову и удалилась, не разрешив генетте даже приблизиться.

Единственным выходом было немедленно отвезти Алишу к Сью и Тони Хартхоорнам. В Восточной Африке за ними укрепилась репутация лучших ветеринаров диких животных, с которыми они обращались как с самой важной персоной.

Они ампутировали сломанную часть нижней челюсти и укрепили задний зуб, необходимый для жизни. Операция удалась. Постепенно Алиша вернулся к жизни и рана зарубцевалась; они обучили его есть половиной нижней челюсти, кормя вначале из шприца, а потом приучая ловить бабочек и прочую живность.

Алиша обрел новый дом у Сью и Тони. Я никогда не забуду, сколько трудов они положили, чтобы выходить его. Мало кто поймет наше отношение к этому животному. Мы вырвали его из дикой жизни, приобщили к нашей, но забыли научить правильно вести себя в его мире, который управляется правом на территорию.

Чуть позже подобная история случилась и с Уиджи. Один из эпизодов фильма должен был сниматься в Марсабите, на севере, где живет знаменитый Ахмед, слон с самыми длинными бивнями в Кении. Киногруппа отправилась на машине, а мы побросали все свои пожитки в самолетик, заняли с Иэном передние сиденья, Сабу я усадила на колени, а Виолетту с камерами и багажом - сзади. Когда пришло время разместить маленькую круглую корзинку с Уиджи, места уже не оставалось. Уиджи поняла, что мы улетим без нее. Как только двигатель завелся, она взвыла, забилась, куснула Мходжу за руку и выпрыгнула из машины. Она подбежала к самолету и вспрыгнула с моей стороны на колесо, ожидая, когда распахнется дверца. Воздух от винта сбивал ее, и ее призывы едва доносились до нас сквозь рев двигателя.

Знаменитый Ахмед в последний год своей жизни

По возвращении в Маньяру настроение у нас было преотвратительное: наши отношения с киногруппой не ладились. В лагере дела обстояли еще хуже. Уиджи была деморализована, глубоко несчастна, у нее началось кожное заболевание, на теле висели клещи. Когда я брала ее на руки, она отворачивалась или кусала меня, как бы упрекая в предательстве. Потребовалось много времени, слов и ласки, чтобы убедить ее в неизменности нашей любви. Мы ухаживали за ней, но с каждым днем ее состояние ухудшалось, и в конце концов пришлось отвезти ее к Хартхоорнам. Они осмотрели ее и поставили диагноз: чесотка, клещевая лихорадка и, быть может, бешенство. Но для полной уверенности следовало подождать некоторых анализов. Дело могло обернуться трагедией: Уиджи перекусала в лагере всех, кроме Сабы, а сыворотку применять было уже поздно. Нам грозила смерть от бешенства. Я представила себе момент кризиса: пена на губах и ружье - избавление от мучений.

Только Саба выглядела счастливой и здоровой. Она набирала вес и крепла с каждым днем, а ее улыбки напоминали нам о жизненно важных делах, о которых мы наполовину забыли. Три дня мы провели в постоянном страхе. Потом пришла радиограмма: Уиджи лучше, результаты анализов отрицательны. Через неделю у нее прошла клещевая лихорадка, чесотка пошла на убыль, а шерсть стала клочками отрастать, но до полного выздоровления ей было еще далеко.

Однажды на берегу Ндалы Иэн сказал мне:

- Невероятно. Здесь сестры Торой.

Я уже давно мечтала о встрече с этими "злыми" слонихами, о которых он так часто говорил. Эти четыре громадные самки с отпрысками были исключительно агрессивны и атаковали без предупреждения, как только видели врага. Каждое их появление в парке сопровождалось трагическими событиями.

Иэн сталкивался с ними только три раза за все время пребывания в Маньяре. Я удивилась, поскольку думала, что когда они шли вверх по реке, то должны были почуять нас и напасть на лагерь, как громадные танки. А они мирно пили, и их малыши стояли рядом. Мы оказались с подветренной стороны. Держа в руках их фотографии и фотоаппарат, мы подобрались к "знаменитостям" по берегу на расстояние 50 метров, и нам удалось сделать новые снимки всех сестер Торон.

Три следующих дня отовсюду поступали сведения о нападении слонов на туристов. Мы получили отчет смотрителя парка, где говорилось о "фольксвагене" с канадскими туристами, который был опрокинут слоном. К счастью, никто не пострадал, только машина получила легкие повреждения. Зато канадцы теперь могут долгие годы рассказывать, как на них напал слон. Мы показали гиду фотографию сестер Торон, но тот не мог с уверенностью сказать, что именно они совершили нападение.

Первое наше столкновение с ними произошло вечером на нижней дороге через Граунд Уотер Форест. Послышался пронзительный рев, треск раздвигаемого кустарника, затем наступила тишина. И вдруг из-за толстого белого ствола дерева (словно она пряталась от нас) появилась одна из сестер Торон с поднятой головой и висящим хоботом. Она наблюдала за нами поверх кончиков бивней и покачивала ногой, готовая ринуться на нас. Мы находились всего в нескольких метрах и как завороженные смотрели на нее. Ее глаза пылали гневом. Вдруг она ринулась вперед, решив добраться до нас во что бы то ни стало. Мы тронули машину, поддерживая между нами расстояние в несколько метров, чтобы проследить, во что выльется ее атака. Она пробежала за нами метров двести, скрутив хобот в кольцо и целясь в заднюю часть машины. Она ни на секунду не спускала с нас глаз. Спектакль был ужасающий. Случись что с двигателем, громадное животное превратило бы нас в кровавое месиво. Желание слонихи настигнуть нас было так велико, что она без остановки перебежала через мост. Иэну никогда не доводилось видеть подобного поведения слона. Когда мы выехали из леса, она с ревом сошла с дороги и принялась бивнями крушить кустарник, подбрасывая вверх ветки и пыль, словно показывая, какую она уготовила бы нам участь, попади мы ей "в бивни".

Зрелище было столь страшным, что Кипроно, смотритель, бывший с Иэном в тот день, когда его топтал носорог, присел в "лендровере" с криком:

- Квенда ту, квенда ту, хийя мбайя сана! (Вперед, вперед. Она ужасно злая!)

Впервые оказавшись свидетелем атаки "дикарей" Эндабаша, я была так ошеломлена, что забыла о фотоаппарате. Целый год, посещая Эндабаш, я всматривалась в лес и прислушивалась к каждому шороху, но ни разу не встретилась с "диким" слоном.

На следующий день мы возвращались домой и были от него метрах в трехстах, как вдруг среди деревьев фанфарами взревели "дикие" слоны; мы услышали топот бегущих животных и увидели, что они направляются к нам - четыре самки и их малыши. Это было второе столкновение с сестрами Торой в нашем районе.

- Ория, скорей заряжай ружье, - сказал Иэн.

И остановил машину, не выключая двигателя. Ему хотелось понять их поведение. Я умоляла его не делать этого, но он объяснил, что необходимо проверить ингибицию. Вся группа животных остановилась метрах в двенадцати от машины. Они поднимали головы, грозили бивнями, "сестры" ревели, ворчали, вертели хоботом - они, казалось, колебались. Ярость горела в глазах и самых маленьких, и более взрослых слонят. Иэа пробормотал:

- Все хорошо, у них есть ингибиция.

Обе стороны напряженно наблюдали друг за другом, выжидая, что предпримет противник. Мое сердце бешено колотилось. Я сидела в машине, смотрела назад и пыталась унять дрожь в коленях, вцепившись в спинку сиденья. Если нужно, я бы выстрелила поверх их голов. Но они без предупреждения разом повернулись и исчезли в подлеске среди акаций разреженного леса, растворившись в сумерках.

Дабы устрашить противника, слон пытается как бы 'подрасти'. Он наступил на ствол дерева и раздвинул уши

Кончились прогулки вдоль реки и по дорогам без ружья. В любое время и в любом месте могли появиться сестры Торон и внезапно наброситься на нас, как на своего ненавистного врага. Должно быть, в них не раз стреляли, а потому запах человека и шум автомобиля немедленно пробуждали их враждебность.

На другое утро Иэн отправился исследовать кормовое поведение слонов одной из групп вблизи лагеря и попросил Мходжу захватить с собой ружье. Я осталась дома из-за множества неотложных дел. Вдруг послышался выстрел, другой, затем ужасающий шум - перепуганные слоны удирали напролом через лес, с грохотом ломая на ходу огромные ветви. Все происходило, казалось, недалеко от дома. Я выскочила на аллею, но ничего не увидела, хотя из леса доносился сильнейший шум. Меня охватила паника. Что делать? Мелькнула мысль: "Если Иэну пришлось выстрелить, значит, произошло нечто ужасное; он никогда не выстрелит в слона, если только ему не угрожает смертельная опасность". Я побежала к гардении, где были Виолетта и Сулейман, и мы с волнением принялись ждать, вглядываясь в лес.

Через десять минут приехала машина. Иэн со слезами на глазах сказал:

- Мы убили одну из сестер Торон! Я не хотел в нее стрелять, но Мходжа имеет право убить слишком опасное животное.

Передняя часть машины вздыбилась, на ней виднелись отверстия от бивней. Крыши на машине не было: жизнь Иэна и Мходжи висела на волоске.

Нападение слонов захватило Иэна врасплох. Он наблюдал в бинокль за группой Изабел и записывал, что ели слоны, как вдруг из кустарника выскочила одна из четырех сестер Торон, перемахнула через ствол дерева, подцепила машину под бампер, и, подняв голову, разорвала металл бивнями. Иэн дал задний ход, но скорости не хватило, и животное опять бросилось на них. Когда слониха приподнимала машину, Мходжа выстрелил, и пуля пробила ей голову. Она буквально рухнула на "лендровер", и Мходжа выстрелил второй раз для верности. Нет никаких сомнений, что слониху пристрелили бы рано или поздно, поскольку сестры Торон были очень опасны.

Мы немедленно отправились к месту драмы. Около головы убитого животного образовалась лужа крови, красная густая жидкость лилась из небольшого отверстия от пули. На бивнях виднелись следы зеленой краски "лендровера". Соски слонихи разбухли от молока, она явно кормила малыша. Нас интересовало, придет ли слоненок. Я сделала снимки и залезла на акацию, чтобы выждать. Слоны бродили вокруг, но ни один не подошел ближе.

Через несколько часов мы решили сделать вскрытие и выяснить, нет ли внутренних причин агрессивности животного, к примеру старых пулевых ран. С дороги труп не был виден, и мы могли работать, не опасаясь любопытных глаз туристов. Мы извлекли сердце, печень, легкие и другие органы, но нигде не нашли ни старых ран, ни следов заболеваний, которые могли бы повлиять на характер матриарха. Огромная кишка диаметром до 30 сантиметров выпирала из брюха и еще дымилась. Ковер свернувшейся крови покрывал землю вокруг пас. Сколько лет понадобилось животному, чтобы превратиться в такую громадину, а жизнь покинула ее в считанные мгновения!..

Я впервые видела внутренности слона. Следовало узнать, беременна ли самка. В задней части брюшной полости виднелась белая труба, выходившая из тазового пояса. Ее передняя часть расширялась и раздваивалась. "Рога" оканчивались яичниками. Мы аккуратно иссекли эти органы и разрезали трубу по всей длине, чтобы тщательно рассмотреть сантиметр за сантиметром.

Наши усилия были вознаграждены: мы нашли слоненка размером с ноготь мизинца. Он находился на рыбьей стадии развития, у него имелись жаберные мешки и совершенно сформировавшиеся ноги, а также заостренный носик, который впоследствии должен был превратиться в хобот. Мы поместили зародыш в бутылку со спиртом.

Мы изо дня в день наблюдали за медленным разложением громадного трупа, покрытого черным ковром мух и червей. Вонь стояла невыносимая. Иэна интересовало, за сколько времени соли и минералы вернутся в почву. Прилетели первые грифы; они расселись на ближайшем дереве, вытянули шеи и стали похожи на стариков в шубах, сидящих на скамьях в суде. Потом появились крупные марабу на длинных ногах, с розовой шеей и черными перьями. Они собрались вокруг гниющей туши, медленно промерили ее шагами, закинув крылья за спину. Они словно совещались перед вынесением приговора. Затем появились новые стаи грифов и спланировали на труп, благо пищи хватало всем. Они так обжирались, что с трудом взлетали на ближайшее дерево. Обычно белоспинные грифы не могут прорвать толстую слоновью кожу, но вскрытое брюхо позволяло им засовывать длинные голые шеи внутрь туши и вырывать мягкие куски, которые находились в пределах досягаемости их клюва. Кончики ребер торчали, как окровавленные пальцы. Марабу клевали подсохшие куски, а агрессивные грифы дрались, издавая пронзительные крики, за полосы мяса, которые они отрывали от костей одним поворотом широкого клюва. Ночью какой-то падальщик отгрыз кончик хобота.

С каждым днем туша уменьшалась в объеме. На нее наткнулись львы и обгрызли кожу, чтобы добраться до оставшегося мяса. Кишки и желудок были разодраны, и их волокнистое содержимое, смешанное с кровью, образовало черное разлагающееся болото, пропитавшее землю на большую глубину. В конце концов осталась сухая корка. Бивни выпали. Вскоре на земле лежала лишь сухая, съежившаяся шкура на костях, по которой ползали мухи. Печальный конец необузданной и храброй медноголосой королевы.

Смерть одной из сестер Торон опять напомнила мне о хрупкости нашей жизни. Все мы ходим под богом. Малейшее событие может изменить весь ее ход. Так закончилась встреча слонихи с Иэном и Мходжей. Мозг ее подавал сигналы бегства и боя; ее выбор оказался неверным, она атаковала и погибла.

Если для перехода от жизни к смерти нужен лишь такой незначительный каприз всесильной судьбы, то следует жить полной жизнью. Жизнь коротка, и сделать ее полезной можем лишь мы сами.

Мне всегда были больше по нраву перемены, чем стабильность и безопасность раз и навсегда принятого образа жизни. И я старалась избежать такой ситуации. Ненавижу сидеть на одном месте и терять время, ведь оно уходит и довольно быстро приводит нас к старости. Безопасность и стабильность противоречат моим бродячим инстинктам, которые дарят мне истинные радости существования, особенно свободу наслаждаться огромными пространствами. Ребенком я мечтала о чуде, которое превратит меня в масая. Позже искала откровения жизни в путешествиях. Но каждый раз, оказываясь вдали от Африки, чувствовала тягу к родине. Здесь мои корни, здесь моя жизнь.

Пребывание среди слонов оказалось счастливой случайностью, выигрышной картой, брошенной к моим ногам, и я ее подобрала. У меня появился компаньон в жизни, и моя тяга к странствиям нашла выражение в нашей работе и нашем образе жизни. Вместе мы могли мечтать, ставить на карту жизнь против смерти: мы умели встречать трудности, удары судьбы, могли бросать вызов миру и смеяться над ним. Мы жили в гуще жизни, в реальности. Со сладострастием упивались первым дождем и получали удовольствие даже от судорог, когда от вынужденной неподвижности сводило мышцы. Ветер бросал нам в лицо пыль, солнце палило нас от зари до зари, но они несли нам запах африканских просторов и музыку дикой жизни.

Рождение Сабы еще более сплотило нас с Иэном. Я любила уединенность Ндалы. Меня окружало бесконечное пространство, и моя простая жизнь оставляла много времени на заботы о семье. Мы были сильны, здоровы и наметили себе трудную цель, а потому вели размеренную жизнь. Нам было неведомо монотонное прозябание в пригородах больших городов.

Мы жили замкнутым кланом из шести человек среди 500 слонов - целого общества, открытого для наших исследований и околдовавшего нас. Мы знали возможности каждого из нас и прекрасно ладили друг с другом. Мы изучили малейшие уголки парка и делили мир со слонами. Наше поведение часто обусловливалось теми же мотивами, что и поведение слонов в сходных ситуациях.

Я перестала бояться слонов и могла противостоять атакующему животному, разоблачить его блеф, размахивая руками, а потом спокойно удалиться. Здесь нет никакой бравады. Я знала, что делала. Сама различала опасность и избегала ее, чтобы не оказаться на бивнях враждебно настроенного слона. И слонами нельзя не восхищаться. Они влекли меня к себе. Быть может, их обаяние крылось в их росте, силе, благородстве? Трудно сказать. Я любила общество слонов и радовалась ему.

В лунные ночи, когда слоны приходили к реке, мы часто лежали неподалеку на скале и слушали плеск воды в песке. Черные недвижные громадины с хлюпаньем втягивали воду, выпускали ее обратно, брызгались и уходили. В эти неповторимые ночи незаметно пролетали долгие часы. Сверху струился бледный свет луны, уходили печаль и скука. Мы впитывали в себя тишину и наслаждались богатством простой жизни.

Фотографируя целыми днями слонов, начинаешь понимать, что они наделены устаревшими добродетелями: они лояльны, защищают и любят друг друга. Так как мы жили вдали от себе подобных и все больше проникали в интимную жизнь слонов, то проводили, сознательно или нет, параллели между нашим и их обществом. Моя связь с ребенком, необходимость физического контакта между нами, вера в предводителя, солидарность всех членов группы, когда опасность грозила одному из нас, были аналогичны поведению слонов.

Один из важнейших элементов жизни слонов - единство семейной группы. Меня глубоко волновали их привязанность друг к другу и постоянные знаки внимания, которыми обменивались члены одной группы - матери, сестры, дочери, малыши. В их общении чувствовалась подлинная нежность. Их безопасность зависела от стабильности группы. Самцы не жили со стадом. Наверное, слонам легче, ведь им не приходится разрешать извечные женские проблемы. Самки встречались с самцами только ради продолжения рода, а это в конце концов единственный смысл жизни. Но когда появлялись самцы, неизменно происходил ритуал приветствия в виде касаний. Матриархи несут на себе не только обычные материнские обязанности, но и играют ту роль, которую мы обычно приписывали самцам, то есть являются главой семьи и обеспечивают ее эффективную защиту. Эти матриархальные семейные группы исключительно стабильны.

Я не специалист по слонам, но, живя рядом с этими животными, наблюдала невероятную сложность и утонченность их повседневной жизни. Я научилась понимать, уважать их, но мне захотелось и защищать их. Разве можно без боли смотреть, как кто-то целится в голову слона и готов пристрелить его только ради удовлетворения охотничьего инстинкта или прибыли. Какая пустая трата своей и чужой жизни!

Долгие месяцы изучения поведения слонов дали мне то, чего не найдешь ни в одном учебнике. Мало кто изучал поведение диких животных в их среде обитания, а особенно животных, по общему мнению, опасных. Нельзя провести в одиночестве несколько лет в тропических джунглях без призвания, любви к приключениям и к дикой природе. Исследователи обычно получают фонды на два года, а потом должны возвращаться в свои университеты для составления отчета. Мало кому удается вернуться и продолжить работу. Хотя узнать каждое животное и завязать дружбу с ним можно только в таких условиях. Так было с Джейн Гудолл и ее шимпанзе, с Дианой Фоссей и ее гориллами, с Иэном и его слонами.

Когда сталкиваешься лицом к лицу со слоном, один из секретов - нам удалось его раскрыть - не двигаться, не шуметь и лишь потом медленно приблизиться к нему или уйти. Вирго, Закорючка и еще добрая сотня слонов считали нас безобидными существами. Но лишь Вирго вошла с нами в контакт, и то после пятилетнего общения. Другие не подходили ближе чем на несколько метров. Когда Сабе стукнуло три года, а мы готовились к отъезду из Маньяры, нам как-то вечером встретилась Вирго со своими сородичами. Я приблизилась к ней и в виде приветствия протянула плод гардении. Нас разделяло расстояние вытянутого хобота, она взяла плод, положила его в рот, потом нарисовала хоботом в воздухе над головой Сабы несколько маленьких восьмерок, принюхиваясь к ней. Меня разбирало любопытство, понимает ли она, что это мой ребенок. Мы стояли лицом к лицу, и с нами были наши дети. Момент был очень трогательным. Уверена, Вирго останется нашим другом и после долгих лет разлуки.

В Маньяре я впервые в полной мере ощутила безмятежность, неведомую мне прежде. С рождением Сабы стабильность и безопасность перешли в какое-то новое измерение, и я приняла его. В моей жизни наступила пора зрелости.

Конечно, когда мы завершим работу со слонами и переедем в город, нам трудно будет сохранить эти взаимоотношения. Как миллионам других людей, нам с Иэном придется столкнуться со сложностями перенаселенной среды обитания, и мы окажемся мало приспособленными к новому существованию. И все жe мы выживем, как и миллионы других.

Срок контракта кончался, и отъезд был не за горами. Я физически ощущала ценность каждого уходящего дня. Солнце исчезало за холмом, и длинные тени пересекали долину. Передо мной текла река, которую я видела тысячи раз. Никого в окрестностях, никто не бродит по песку. Безмолвно прощаюсь с самым дорогим в жизни. За рекой высятся деревья, хранящие тайну своей судьбы. Озеро, горы и безграничный мир, где правит жизнь, песчинками нося нас по ветру.