Глава XI. Встречи в лесу

Когда тебя переполняет счастье, хочется остановить вращение Земли, остановить жизнь, остановить время. Время принадлежит только тебе, и никто не может помешать твоему существованию.

Несмотря па радость от волнующих визитов в Маньяру, я ощущала себя в последние месяцы 1969 года теннисным мячом, который гоняли по корту. Мы ждали ребенка и едва не потеряли его в самолетной аварии. После этого меня охватили слабость и отчаяние, но в начале 1970 года в моей жизни произошел поворот: я окончательно перебралась в Маньяру. Заново выкрашенный лагерь Ндалы стал моим домом, словно я никогда не покидала его. Даже мои походные одежды ждали меня, их аккуратно сложили на полочке рядом с сапогами. Меня встретили улыбающиеся Сулейман, Мходжа и Али.

Сулеймаи принес кофе, Мходжа рассказал последние новости, а Али, насвистывая свою вечную мелодию, разгружал машину. Его песня была частью его самого, как рубашка или брюки.

Две громадные зонтичные акации усыпаны крохотными гроздями цветов, покрытых нежным желтым пушком. Ветерок гулял в ветвях, и с них па меня и на голую землю сыпались золотые цветы. Лесные обитатели наблюдали за мной поверх высокой травы, когда я бежала к вершине холма. Сверху виднелся сверкающий в лучах солнца ручеек, и среди скал слышалось нескончаемое журчание воды, которая вскоре тонула в горячем песке. Как приятно вслушиваться в привычные шумы - шуршание одной шероховатой кожи о другую шероховатую кожу, тихую поступь слонов по песку. Когда ветер с реки пахнул в лицо, послышалось хлопанье ушей и фырканье слонов, идущих след в след; их малыши бежали рядом - они направлялись к бассейну, что лежал под моим жилищем. Там они будут пить, играть, обливаться прохладной водой.

Хотелось запечатлеть на пленке поведение избранных слонов, зафиксировать их жизнь па фотографии. Но как добиться взаимного доверия? Как научиться узнавать их и различать "добряков", "увальней" и "злюк"? Удастся ли мне это? Если да, то смогу работать в одиночку с "хорошими" слонами. Мне представилась уникальная возможность сделать нечто повое и хорошо узнать слонов.

По словам Иэна, все было проще простого - "добряки" вели спокойную обыденную жизнь, их не волновало, что происходило вокруг, и любой человек был в безопасности рядом с ними. К "увальням" относились некоторые громадные самки и один или два самца с тяжелым характером, которые обращали в бегство любого человека, не знающего подхода к ним и причины их раздражения. При встрече со "злюками" следовало брать ноги в руки и удирать, в противном случае вы могли оказаться вверх тормашками в опрокинутом автомобиле и с бивнем в угрожающей близости от вашей особы. Надо было научиться различать их. Иэн, хотя и утверждал, что знает, в каких границах следует держаться с ними, не раз бывал сам захвачен врасплох. Я очень боялась встречи со "злюками", и, когда мы в машине проезжали по южной части парка, каждый рев вызывал мысль о смертельной опасности, от которой следовало поскорее убраться подальше! Но после долгих странствий с Нэпом за Боадицеей и ее семейством я близко познакомилась и с самой предводительницей, и с другими самками из этого семейного сообщества - у каждой был свой характер. И чем больше слоны входили в мою жизнь, тем меньше я их боялась.

Первыми помогли мне избавиться от страха Вирго и Закорючка. Стоило нашей машине оказаться около семейной группы, Вирго подходила к нам, раскачивая хоботом взад и вперед, и останавливалась на расстоянии вытянутого хобота от Иэна.

Когда деревья были усыпаны плодами, Мходжа и Иэн набирали целые мешки стручков акаций, а также твердые и горькие плоды гардении, сладкий инжир, чтобы узнать, чему слоны отдают предпочтение. Вывалив все плоды около машины, мы забывали обо всем и смотрели, с какой скоростью Вирго поедала их и какие брала первыми. Если рядом оказывалась Закорючка или еще кто-то, Вирго тут же отправляла в рот три гардении (плоды размером чуть больше теннисного мяча), а два других укрывала кончиком свернутого хобота, словно ладонью. Плоды акации тортилис не больше сухих зеленых бобов; она подбирала их по одному и одним "дыхом" посылала в рот. Многие слоны имели одни и те же склонности и манеру есть; они любили гардению, инжир, акацию тортилис и акацию альбида. Ели они плоды и тамаринда, и Acacia siberiana, если те встречались им на пути. Они никогда не трогали разносимых ветром желтых стручков пинкнеи опушенной и черных и красных жемчужин лесной трихилии. Очень редко они притрагивались и к длинным плодам колбасного дерева. Для Вирго у нас в машине всегда был припасен плод гардении; то было начало и самая увлекательная фаза зарождения нашей дружбы. Мы все больше узнавали ее характер, а ее доверие к нам росло. Закорючка, ее ближайшая подруга, тоже по-дружески относилась к нам, хотя после завершения эксперимента мы перестали баловать ее фруктами. Ее характер коренным образом отличался от характера Вирго - она проявляла куда меньше любознательности и наблюдательности. Чувствовалось, что Вирго наблюдает за нами и лучше реагирует на наши поступки.

Иэн выбрал для моей работы по идентификации слонов большой водоем под моей хижиной и несколько наблюдательных постов вдоль русла реки. Он вручил мне картотеку различных семейных групп, во главе которых стояли признанные матриархи слоновьего общества. Мне следовало стать первоклассной наблюдательницей.

Вначале Иэн или Мходжа сопровождали меня до реки и учили, как подходить к слонам. Иногда ветер с озера заставлял нас ползти по скалам, пока мы не оказывались в нескольких метрах от стада. Но чаще всего капризный ветер то и дело менял направление. Зола, завязанная в носовой платок, помогала определять направление ветра и подсказывала, когда мой запах мог обратить животных в бегство.

Мходжа соорудил небольшое убежище под тамарин дом, отбрасывающим тень на берег реки. Там можно было сидеть столько времени, сколько хотелось. Убежище из веток сливалось с соседним кустарником каперц; округлые камни, выступающие из земли, служили сиденьем. Перед моим укрытием река текла по плоскому песчаному руслу, и, когда воды было много, слоны приходили напиться или просто постоять, опираясь, словно люди, друг о друга, шепчась и наблюдая, как резвятся свои и чужие слонята.

Первой слонихой, которую мне удалось узнать, оказалась матриарх - она размеренным шагом приблизилась и остановилась в нескольких метрах от моего хрупкого убежища; я смотрела то на животное, то на фотографии, пытаясь узнать слониху по ушам. Скрещенные бивни, - значит, одна из трех матриархов - Сара, Анита или Анитоид. Одна от другой отличалась деталями ушей. У Аниты на правом ухе имелся большой разрыв; такой же разрыв на ухе Анитоид имел острые, а не круглые края. У этой же слонихи уши имели ряд маленьких отверстий. Сара и ее семейная группа из 12 животных! Животное ростом около 3 метров. Мощные столбообразные ноги с подошвами, похожими на мясистые подушки с пятью гладкими ногтями на передних и четырьмя ногтями на задних ногах. Эти толстые ногти придавали ступне вид твердого и начищенного до блеска носка обуви. Краем внутренних ногтей она принялась чесать ногу. Зуд, по-видимому, не проходил, и она почесалась о скалу. Я увидела жесткую, растрескавшуюся подошву - сеть этих трещин индивидуальна для каждого слона, и по ним хороший следопыт может узнать любого слона. Сара принялась пить, поднимая хобот ко рту и снова опуская его в воду.

Другая самка рвала траву на берегу реки. Она захватывала пучок хоботом, наносила несильный удар передней ногой, срезая волокна острым ребром ногтей, как серпом. Затем отправляла траву в рот. Корни оставались в почве, так что она не глотала землю.

Вдруг ветер переменился, и мой запах долетел до хобота Сары. Она тут же развернулась и несколько секунд стояла передо мной в угрожающей позе. Она ревела, била ногой о землю, поднимала голову и опускала глаза, словно прицеливаясь сквозь скрещенные бивни, чтобы проучить пришельца. Я оцепенела. Это громадное, мощное животное было уверено в себе, каждое движение естественно переходило в другое. Затем с видом оскорбленной матроны Сара удалилась и увела в заросли свою группу - пятьдесят две толстенные ноги почти без всякого шума прошествовали мимо меня.

Сара в 1970 году. За четыре года ее бивни выросли всего на несколько сантиметров, и общий облик - форма бивней, контуры ушей - остался прежним

Иэн неоднократно предупреждал меня, что не стоит проявлять излишней доверчивости, ибо один из слонов может оказаться "дикарем" и уже не помогут ни хлопки в ладоши, ни разведение рук в стороны: слон перейдет от угроз к действиям. Для таких крайних случаев в убежище имелся запасный выход сзади, чтобы скрыться в скалах вне пределов досягаемости животного.

Чтобы сделать хорошую фотографию, надо научиться предвидеть действия животных на несколько секунд вперед. Нет ничего легче, чем снять спокойного слона. Но чтобы схватить нужное мгновение или поймать интересное выражение его "лица", следует сделать сотни снимков, а оставить только один. И в конце концов я привыкла к многочасовым ожиданиям в машине или убежище с аппаратом наготове, напрочь забывая о скуке. Стали понятны их действия, а разве это не лучшее вознаграждение за тяжкий труд?

До чего же интересно сидеть и караулить в одиночку. Глаза и уши приобретают остроту, как у зверя. Ожидая прихода слонов, я наблюдала за другими животными. И многое узнала. К примеру, пугливые антилопы бушбоки осмеливались покинуть укрытие, чтобы утолить жажду, только тогда, когда на реке появлялись бабуины. Это означало, что опасных хищников в окрестностях не было. Не проходило и десяти минут с момента появления бабуинов, как начинали потрескивать веточки и среди ветвей на противоположном берегу появлялись морда или глаз, и робкий бушбок скользил мимо бабуинов и заходил в неглубокую воду. За ним следовали еще два или три животных, которые принимались прыгать и резвиться с бабуинами. Почти ежедневно вместе с бабуинами приходили стада золотистых антилоп импала с ушками настороже. Во главе стада самок находился один самец, увенчанный черными лирообразными рогами. Самец большую часть времени гонял соперников со своей территории, и ему зачастую некогда было напиться. Днем львы никогда не появлялись, но их рыки часто раздавались довольно близко. Иногда река кишела слонами, антилопами, бабуинами, зелеными мартышками; изредка появлялись два носорога, живущие в долине реки Ндала, или к воде по горячему песку медленно приближался жираф. Тогда казалось, что животные сговорились провести утро на пляже, играя, купаясь, принимая солнечные ванны и наслаждаясь свежей водой.

В первый раз, когда я увидела Боадицею на Ндале, на реке весь день не было ни слонов, ни других животных. Но стоило мне уйти в лагерь напиться, как все русло реки заполнили толстокожие, они фыркали и ворчали, размеренно приступая к свершению привычного ритуала. Никто не слышал их приближения, хотя собралось около сотни слонов - сородичи Боадицеи и несколько других семейных групп, подошедших с противоположных концов реки. Показались Леонора, Тонкий Бивень с сынишкой Н'Думе, Изабел в окружении сородичей. Боадицея направилась к верхнему водоему, рядом с ней шли Вирго и Закорючка; в семейных группах виднелись и крупные самцы, а в арьергарде тащились самцы помоложе. Вне себя от возбуждения, я схватила в охапку фотоаппараты и мешочек с золой и, пригибаясь, чтобы меня не заметили, быстро пробралась в укрытие. Ветер дул снизу, в направлении дома. О лучшем не стоило и мечтать.

Вокруг бродили слоны, многие из которых были старыми моими знакомыми. Я словно оказалась в театре и в ожидании поднятия занавеса рассматривала прибывающих людей, узнавала некоторых из них, а музыканты настраивали инструменты. Чувствовалось, что сегодня мне доведется многое увидеть.

Группы слонов медленно поднимались вверх по течению к чистой воде. Юные самцы не осмеливались слишком близко подходить к самкам и останавливались у ям, где скапливалась речная вода. Так как в этот период река совсем обмелела и всем слонам, конечно, не удалось бы разместиться в верхнем водоеме, они начали рыть лунки вдоль берега - такое я наблюдала впервые. Обычно этим занимались самцы и старые самки. Они рыхлили землю ногами, как лопатой, а затем отбрасывали песок, пока не получался широкий колодец, иногда метровой глубины. Ногой они запихивали песок в хобот и отбрасывали в сторону, как рукой. Когда песок становился влажным и начинала сочиться вода, они устраивали узкую воронку, действуя хоботом, словно пальцами. Слоны пили мутную воду, разбрызгивали вокруг или с хлюпаньем втягивали ее, как громадные насосы. Они действовали с удивительной ловкостью и за четверть часа вырыли множество колодцев на расстоянии нескольких метров друг от друга.

Слоны пьют несколько раз на дню, набирая воду в хобот, а затем направляя ее в глотку

В этот раз мне впервые посчастливилось наблюдать семейные иерархические отношения, о которых столько говорил Иэн. Соперничество велось не только между матерью и отпрысками, но и между семейными группами.

Матриарх Изабел пила из своего колодца не отрываясь, а другие члены ее группы наполняли хобот и ждали, пока вода натечет вновь. Семья Боадицеи, напившись в верхнем водоеме, спустилась до места, где утоляла жажду Изабел. Еле заметное движение головы, и Боадицея со своей группой заняла место Изабел и ее родичей. Лупки вырыла группа Изабел, но она без всякого возражения отошла чуть выше и стала пить прямо из реки. Боадицея действительно выглядела королевой, перед которой все преклонялись.

Семейные группы бродили вдоль реки, останавливались для приветствия и по обычаю касались хоботом рта, а малыши по очереди подходили и приветствовали крупного самца. В ответ самец касался хоботом ротика или головки слоненка тем же жестом, каким масаи встречают своих детей. Небольшая группа слонов располагалась неподалеку от Боадицеи, терпеливо ожидая ее ухода, их хоботы лежали на бивнях или висели, как пожарные шланги. Они не выказывали никакой агрессивности, если только рядом не оказывались молодые самцы. До лунок с водой не допускали только маленьких слонят, которые пытались оттолкнуть или оттащить в сторону мамаш, а иногда и просто кружили около них. Слонята постарше либо пили в стороне, либо сами рыли лунки.

Когда Боадицея и ее группа утолили жажду, они величественно отправились на песчаную отмель и принялись обсыпаться песком.

Полированные наподобие камня бивни Боадицеи копьями торчали из-под щита шершавой, сморщенной кожи, казалось, что громадное толстокожее готовится к сражению. Сзади торчал хвост с редкими волосами, идущими на изготовление браслетов, с другой стороны висело чудо природы - хобот. Как прекрасно иметь одновременно и громадное тело, и исключительно полезный орган, который может делать все. Полу-губа, полу-нос - хобот, заканчивающийся двумя пальцами, - одновременно и рука и кисть. В нем две полости: одна - для набирания и выдыхания воды или песка, другая - для обоняния. С его помощью слон обдирает дерево и подбирает малейшие листочки. Хобот может быть мягким и дружеским, как самая нежная рука, может приветствовать и щекотать, чесать и тереть, ласкать, может скручиваться в кольца, качаться, извиваться, принимая бесконечное множество положений. Но может стать и эффективным оружием и убивать, а когда он чует присутствие человека, то взмывает над головой змеей, готовой к атаке.

Хорошо, что Боадицея находилась далеко от моего убежища: она бы учуяла меня, прогнала из укрытия и одним движением головы увела бы всех слонов! По когда мимо меня проследовали Вирго и Закорючка, мне захотелось позвать их и привлечь внимание Вирго. Наша дружба крепла изо дня в день, и я чувствовала, что скоро смогу пройтись рядом с ней. Один из самых волнующих аспектов наших исследований заключался в возможности узнать характер каждого слона и спокойно оставаться в нескольких метрах от него.

Однажды ранним утром Мходжа позвал меня через окно комнаты, где хранился гербарий. Он хотел мне что-то показать. В его форменной бутылочно-зеленой кепочке, помещенной в большую картонную коробку, лежал пушистый клубочек - совсем юная самочка мангусты. Ее красные глазки смотрели на меня и с ужасом и с мольбой, ведь она была так беззащитна. Дикой мангусте, оказавшейся без матери и семьи, нужна была ласка. Каждые полчаса мы гладили ее и чесали спинку. Я обрадовалась новому зверьку, поскольку Пилипили и Ндого сбежали давно - может, из ревности ко мне, - и дом с тех пор казался пустым.

После дождя в высокой зеленой траве появились тысячи кузнечиков - любимое лакомство мангуст. Чтобы приручить такого малыша - мы его назвали Уиджи, - нужно не более суток, особенно если подкармливать его кузнечиками. Утром, пока их холодные крылья покрыты росой, ловить кузнечиков просто, но стоит им согреться, как на поимку двух-трех насекомых уходит не один час. Мы тут же отправились на охоту, набили кузнечиками несколько мешочков и обеспечили мангусту обильным запасом лакомой еды. Думаю, Уиджи в жизни не съела столько кузнечиков, сколько в первые два дня. Ее крохотное брюшко раздулось, как мячик, я опасалась, что она лопнет. Всякий, кто проходил рядом с коробкой, давал Уиджи кузнечика; сначала она съедала голову, а потом - тельце.

В конце недели она выглядела вполне счастливой в новой семье и новом жилище. Она уже съедала кусочек яйца, пила молоко из наших чашек, попискивала, мурлыкала и шарила по всем комнатам. Если она не сидела в кармане у Иэна, то грелась у меня за пазухой.

Каждый первый четверг месяца в Мто-ва-Мбу проходила ярмарка скотоводов. Масаи, вамбулу и вамбугве приводили па продажу самых откормленных бычков и коров, баранов и коз. Вамбулу можно было легко узнать по бритым головам и шрамам на лице. Вамбугве отличались черными проницательными глазами и гордым выражением лиц; они все время были настороже, опасались дурного глаза. Масайские женщины, укутанные в длинные куски материи цвета сливы, с украшениями из разноцветного бисера на голове и плечах, сидели под деревьями и продавали молоко, принесенное за многие километры в калебасах. Шел обмен новостями между жителями холмов и долин. Я почти всегда отправлялась на рынок с Мходжей за курами и яйцами.

Молодой высокий масай, стоявший на одной ноге - опорой ему служило копье - и чистивший зубы мсваки (деревянная палочка, предназначенная именно для этой цели), крикнул мне: "Сова, Мама Дуглас" (здравствуй" по-масайски). То был приятель Иэна. Схватив все деревянные палочки в левую руку, он подошел, таща за собой козочку с блестящей коричневой шерсткой и острыми ушками.

- Для Дугласа! - сказал он.

Восхищенная подарком, я воскликнула по-масайски:

- Аше олинг... Сидай олинг (Большое спасибо... Она очаровательна).

Он помог нам разместить козу и кур в "лендровере" и вернулся к своим козам, а мы отправились домой с запасом пищи и животными. Как хорошо, что в лагере будет коза!

- Козу львы сожрут в первые же пять минут,- предсказал Иэн, подняв палец.

Мы назвали ее Бибой. Козу привязали к небольшой акации около ванной комнаты; она вставала на задние ножки и вскоре объела все вокруг. На ночь ее запирали в загончике. Вскоре Биба превратилась в самое шаловливое и толстое существо нашего зверинца. Особенно она любила заметки Иэна и "Нью-Йоркер" и пожирала их с такой скоростью, что отнять у нее листок, который она схватила, уже не удавалось. Любой плод в пределах ее досягаемости исчезал с такой же быстротой. Она питала слабость к бананам и изобретала самые невероятные способы, чтобы добраться до них - они висели на балке в гостиной; ради них она залезала на стулья, шкафы, подоконники.

Через несколько недель Биба подружилась с Уиджи, и они часто сопровождали нас в долгих прогулках после рабочего дня. Во время одной из таких вечерних прогулок я обнаружила вдоль взлетной полосы темные пятна. Биба, заметив их, испугалась и удрала в кусты. То была засохшая кровь. Ею окропило всю траву вокруг, а кусты были вытоптаны. Здесь ночью или задрали, или ранили крупное животное. Мы бесшумно отошли и вернулись в лагерь.

Решено было обыскать местность и найти раненое или убитое животное. Для безопасности мы захватили ружье и сели в машину. Метрах в двадцати от того места, где виднелась кровь, в траве, под густым кустарником, был спрятан мертвый буйвол. Его уже наполовину сожрали, но присутствия льва не чувствовалось. Мы сделали большой круг, возвращаясь к дому, и заметили в расщелине, метрах в тридцати от туши буйвола, двух раздувшихся от мяса львов - как мы предположили, людоедов Сатиму и Чонго.

Из окна моей хижины виднеется противоположный берег реки - желто-соломенная трава и песочная пыль, только чуть-чуть зелени на вершинах деревьев. Черная блестящая струя воды скатывается по серым скалам в неглубокий водоем, откуда вытекает ручеек и почти тут же уходит в песок. Сухой сезон. Сухой воздух, пахнущий пылью ветер и растрескавшаяся земля. Зонтичные кроны акаций, росших вокруг дома, крытого банановыми листьями, спасают нас от жгучего солнца.

В октябре деревья голые и обожжены солнцем, листья съеживаются, хрустит сухая трава, а от земли пышет жаром. И вдруг однажды утром вершина акации покрывается нежно-зелеными листиками; с каждым днем зеленеет все больше верхушек деревьев, а некоторые полностью одеваются в листву. Как мне объяснили, приближался сезон дождей, они польют через месяц-другой.

В дневном зное кажется, что все настороже и ждут, когда же древесная саванна покроется зеленой пеной. Звери переходят из одного клочка тени в другой, их ноздри и глаза полуприкрыты, пока не наступает вечерняя прохлада и они не отправляются на поиски пищи.

Потом вдруг деревья как бы разом уперлись макушками в прозрачный африканский небосвод, появляются громадные плоские тучи. Они карабкаются друг на друга, собираются на горизонте, как бы готовясь к миграции. С каждым днем их все больше, они, толкаясь, плывут по небу, меняя форму и цвет там, где их пронизывают солнечные лучи. Если вам нечем любоваться на земле и вы не наблюдаете за животными, вас утешает созерцание неба.

Воздух с озера столкнулся с горным воздухом, деревья склонились под яростными вихрями ветра, заревели слоны, залопотали обезьяны, затрещал кустарник, и животные разбежались.

Задул дождевой ветер. Тучи закрыли солнце. Ветер па мгновение стих. Воздух стал плотным, небо почернело, засверкали молнии, и зарокотал гром. Захлопали двери и окна в лагере, заметались темные силуэты, привязывая все что можно и пряча под навес дрова; куры носятся в поисках надежного укрытия. Скоро все зальет вода!

Ветер стих, и жаркая влажная тишина как бы облепила меня. Ни одного живого существа, ни звука, кроме воркованья пятнистой горлицы и жалобного стона птицы-носорога. Время от времени на землю плюхается тяжелая капля дождя. Небо, кажется, придавило землю, а я очутилась в тисках между ними.

Серо-белые наклонные полосы дождя ударили по долине - шум нарастает с каждой минутой. Над моей головой трещат сухие листья крыши. Первые капли дождя смывают пыль. Чудесный долгожданный шум. Воздух посвежел, и от запаха мокрой земли защекотало в носу. Я ощущала всем своим существом, как из-под земли рвется жизнь. Хотелось петь, плясать, любить.

Дождь замолотил по земле. Его уже ничто не могло остановить. Мы укрылись от хлещущих струй и слушали грохот капель по крыше. Там, где минуту назад стлалась сухая безжизненная земля, раскинулось море коричневой воды, которую заплескивало внутрь дома через накомарники на окнах. Потом дождь умчался к холмам. Тишину нарушали только звонкие удары о землю капель, падавших с деревьев. Мы шлепали босыми ногами по красной грязи, перепрыгивали через лужи, шли на цыпочках. Среди туч проглянуло голубое небо, блеснуло солнце, и всеми цветами радуги засверкали капли, повисшие на кустах. Иссохшая земля с чмоканьем всасывала воду, и та превращалась в пар от внутреннего жара земли.

Далеко в холмах послышался страшный грохот. Дождь прошел и там. Далекие раскаты нарастали и превратились в рев воды, которая низверглась с обрыва и пыльных расщелин. Затем вспучился склон холма над верхней хижиной, словно началось извержение. С ужасным грохотом темно-коричневый поток перевалил через край и обрушился в первый водоем, увлекая за собой камни и деревья; потом он пробился через узкую расщелину и выплеснул громадное количество жидкой грязи на белый песок пересохшей реки. Там, где только что виднелись серые скалы и желтая трава, теперь пеной кипела грязная вода, вновь вступая во владение каждым клочком русла.

Наступила ночь, отдаленный гром сотрясал округу, на горизонте вспыхивали зигзаги молний, освещая темно-голубую цепь гор по ту сторону озера. Наступил сезон дождей.

Лило целых три месяца. Парк, выцветший от солнца, вырядился в зеленые одежды всех оттенков. С дождями наступила перемена жизни, и нашей в том числе. Дожди несли пищу, дожди несли рождения. До Ливией толстыми выглядели лишь будущие матери, а самцы и хищники были тощими. Через месяц все станет наоборот.

Я уже познакомилась со многими людьми, с которыми работал Иэн, и все они беспокоились за него. Они говорили ему:

- Мы уже лет тридцать охотимся па слонов и знаем их. Если вы будете так обращаться с ними, они расправятся с вами и вы не доживете до старости. Никогда они не признают вас!

Иэн смеялся над их страхами и доказывал, что его отношения со слонами в корне отличаются от отношений охотников и дичи.

Когда наши гости выезжали в машине на прогулку вместе с нами, мы испытывали их Боадицеей. Они холодели от страха при виде дикой громадной самки, она нависала над ними, ее глаза горели, уши хлопали, как крылья колдуньи, и бивнями она молотила по кустам.

- Мы пропали! - вопили они.

- Пожалуйста, не кричите на моих слонов, - тихо говорил Иэн, спокойно наблюдая в бинокль за другими семейными группами.

Из-за дождей, обрушившихся на пас, и многочисленных посетителей лагеря возникла необходимость пристроить к домам веранды и увеличить тем самым крытую площадь.

Али и его приятель, который помогал ему чинить крыши из банановых листьев, вызвались возвести веранды за несколько дней. Смотритель парка дал разрешение напилить столбиков. Мы решили использовать для этой цели громадную ветвь дерева Мбаву-йа-Фару (ребра носорога), ветви которого действительно выглядели как громадные зелено-серо-белые ребра. Это был лучший материал для подобного строительства. Али с приятелем принялись рубить ветви с помощью панги, а я отправилась па машине за дикими цветами и травой, похожей на ершики для мытья бутылок. Стояла полная тишина. Вдруг раздался дикий вопль:

- Чуй, чуй! (Леопард!) Скорее ружье!.. Чуй, чуй, ружье, ружье!..

Я выскочила из машины и схватила ружье. Али с приятелем сидели на дереве, но леопардом и не пахло.

- Где он? - крикнула я.

- Здесь!

Приятель Али указывал себе под ноги.

Я скользнула к дереву, держа палец на спусковом крючке ружья, в стволах которого сидели две пули.

- Где же он?

- Вон! - закричал он, указывая вниз.

Я положила ружье на землю и вскарабкалась на дерево. На развилке ветвей пряталось небольшое гнездо из листьев, а внутри его сидели две крохотные, с мой кулак, пятнистые генетты. Мокрые зверьки дрожали и слепо тыкались друг в друга. Я завернула их в старую тряпку и прижала к себе, чтобы согреть. Потом глянула на приятеля Али, который по-прежнему сидел па дереве с пангой в руке.

- А если мать вернется, - крикнул он, - она меня растерзает!

- Не бойся, она не вернется!

Мы обыскали все окрестности, чтобы убедить приятеля Али в отсутствии леопарда. Похоже, родители бросили маленьких генетт.

По возвращении в лагерь мы напоили их разбавленным молоком и дали глюкозы. Они, должно быть, оголодали и жадно сосали из капельницы - другой посуды не нашлось. По всему было видно: генетты выживут.

Все эти юные зверьки обучили нас главному - воспитанию ребенка в джунглях. За мангустой и генеттами надо было следить днем и ночью и повсюду таскать за собой.

Однажды ко мне с важным видом подошли Мходжа с Сулейманом и сообщили, что мне для помощи в лагере нужна женщина. Девушка прибудет завтра с Джоном, одним из шоферов парка. Она приходится ему дочерью и слывет очень серьезной девушкой. Раньше она никогда не работала, но ее можно всему обучить. Я была тронута заботой и поблагодарила их.

Девушку звали Амина. Она была красавицей и вся искрилась весельем. Мходжа представил ее всем обитателям лагеря и показал все его уголки. Она ничего не смыслила в хозяйстве, и я не знала, с чего начать ее обучение, поэтому первую неделю ею полностью занимались Мходжа и Сулейман.

Амина фыркала и смеялась каждый раз, когда слышала, какую следует сделать работу, а потом убегала на кухню, так виляя бедрами, что казалось, ее колени вот-вот подломятся. Она коротенько вскрикивала "и-и-и" и "а-а-а" и прикрывала рот ладошкой, отчего весь лагерь постоянно смеялся и атмосфера была исключительно веселой.

Амина никогда раньше не видела слонов, а потому они и страшили и влекли ее. Мы и наша работа, казалось, зачаровывали ее, и часто, когда мы сидели за столом и ели, она застывала с блюдом или стаканом в руке и завороженно смотрела на нас. А иногда усаживалась за стол, курила и смеялась, а глаза ее сверкали. Мы потратили немало времени, прежде чем нам удалось объяснить ей, что у нее есть и другие дела, кроме как сидеть за столом и глазеть на нас.

Амину любили все. За две недели она научилась убирать постели, мыть посуду, мести комнату и накрывать на стол. Выяснилось, что Амина раньше работала в заведении Мамы Розы. Конечно, она не была дочерью шофера Джона. Мходжа и Сулейман ловко обстряпали дельце, чтобы обеспечить меня служанкой на день, а себя подругой на ночь. Я была уверена, что ей вскоре все надоест, и, увы, через месяц она потребовала зарплату и отпросилась за покупками в Мто-ва-Мбу. Только мы ее и видели.

Али сказал, что знает много надежных женщин и легко подыщет мне кого-нибудь, если ему разрешат отправиться на поиски в Мто-ва-Мбу. Мы его отпустили. И действительно, Али вернулся с девушкой. Он уверил меня, что она трудолюбива и во всем будет мне помогать. Так толстуха Амина, как мне сказали дочь одного из смотрителей парка, заменила красавицу Амину, и мы обрадовались новой служанке. Толстуха Амина прошла тот же курс обучения, но в ней не было ни декоративности, ни веселья ее предшественницы. Однако с работой она справлялась. Амина любила животных, и у нее всегда на плече или меж полных грудей сидела кошка.

Но однажды Амину стало подташнивать, и у нее начались головокружения; она была беременна и вскоре покинула нас.

Как-то, когда я завтракала, Иэн принес для моего домашнего зоопарка грифа-птенца. Он, по-видимому, выпал из гнезда, не успев расправить крылья. Иэн подобрал его на дороге. Мы посадили грифа на подоконник, и он весь день не отрывал глаз от долины.

Мы назвали его Ауда Абу Тайи в честь известного арабского вождя, который как вихрь налетал из пустыни на турок во время кампании Jloyренса Аравийского в первую мировую войну. Получив столь грозное имя, гриф, несмотря на лысую голову и висящую кожу, приобрел некую важность и уже не выглядел так отвратительно. Его миндалевидные глаза сверкали, как рубины. И люди и животные испытывали почтение к нему и немного побаивались. Когда мы босиком проходили мимо его насеста, он спрыгивал на пол, вприпрыжку несся за нами, опираясь на крылья, и старался клюнуть в ноги, пока мы не подбирали и не сажали его обратно. Генетт оставлять с ним наедине было нельзя. Уиджи тоже не испытывала никакой симпатии к новому жильцу, она вставала на задние лапы и рычала во всю мощь своих мангустьих сил - она как бы предупреждала нас, что поблизости находится нечто большое, отвратительное и опасное. Потом бросалась под стол или стул, ждала, когда Ауда пройдет мимо, и кусала его. Куры и птицы, предупрежденные Уиджи, тут же прятались.

Когда наступал час кормления и все миски были полны, Ауда раскрывал крылья, с тяжелым стуком соскакивал на стол и, качаясь, направлялся в свой угол. Уиджи, взъерошенная, словно мягкошерстный дикобраз, издавала воинственный крик, бросалась на него и кусала куда могла.

Со временем Ауда Абу Тайи стал украшением лагеря, и мы очень привязались к нему. Но однажды он взлетел со своего насеста, перелетел через реку на другой берег, на мгновение сел на дерево, глянул в пашу сторону и исчез в тумане на границе неба и озера.

Граунд Уотер Форест всегда вызывал ощущение сказочной страны. Было что-то магическое в громадных голых деревьях с серыми ветвями и поблескивающей корой, которые соперничали с желтокорыми смоковницами в борьбе за солнце. Бабуины и другие обезьяны прыгали с ветки на ветку, и листья, когда они задевали их, шуршали, как шелк (обезьяны перекликались, фыркали и взлаивали). Прозрачные как слеза источники выбивались из-под скал и ручейками бежали под ковром изумрудно-зеленых растений, похожих на крохотные пальмы. Лучи солнца пробивались сверху и казались волосами девы Марии. Свежий, прозрачный воздух и запах влаги наводили на мысль о каком-то древнем соборе. Ветер нес аромат цветов, смешанный с крепким запахом слонов. Нельзя было идти по этому лесу и время от времени не замирать па месте, так сильно было его очарование. Лес уникален, он живой.

Мы часто бродили по широким слоновьим тропам, усыпанным опавшими листьями, сгнившими веточками и пометом, словно по ковру, утоптанному сотнями слоновьих ног. Мы ходили по тропам босиком, не опасаясь ни шипов, пи змей; изредка мы натыкались на носорогов или встречались лицом к лицу со слоном. Без сандалий было легче спрятаться, а то и бесшумно убежать или, если такая необходимость возникала, вскарабкаться на дерево. Я по-настоящему боялась только носорогов, а слонам мы уступали дорогу или прятались, стараясь не пугать их. И никогда не возникало желания вскинуть ружье и выстрелить ради защиты от животных.

Слоны расчищали подлесок, и там, где прошли эти обжоры, по лесу можно было разгуливать свободно: тропы пересекали его во всех направлениях. Громадные деревья лежали поперек речек, мы переходили по ним и добирались до родников, чтобы напиться. Наши чувства так обострились, что мы, подобно охотникам, определяли, где находятся слоны, еще не видя и не слыша их. А затем шли в нескольких шагах позади их или параллельно им. Было удивительно легко подбираться к ним на несколько метров с подветренной стороны. Сколько способов существовало для охоты на этих животных, которые даже и не подозревали о близости человека, опаснейшего из охотников.

Лес всегда припасал для нас неожиданные встречи. Однажды мы заметили Закорючку, Вирго и их малышей - они ломали ветки и лакомились молодыми ростками неподалеку от нас. Я впервые встретилась с Вирго не на машине. Чуть дальше в лесу виднелись остальные слоны семейства, окружавшие Боадицею. Мы, скользя от дерева к дереву, приблизились к Вирго и остановились совсем рядом, едва скрытые упавшим деревом. Она увидела нас, перестала есть, насторожила уши и без малейшего шума стала выжидать развития событий. Иэн стоял прямо перед ней, метрах в двух. Он протянул к ней руку. Вирго шумно фыркнула, тряхнула головой, повела ушами, подняв тучу пыли. Она непрестанно свивала и развивала хобот, словно человек, заламывающий руки в момент сильных переживаний. Иэн не шелохнулся, Вирго, видя, что ее угрозы не производят никакого впечатления, изобразила небольшой танец хобота: он змеей вился около руки Иэна. Иэн сделал шаг вперед и назвал ее по имени. Вирго отступила. Она опустила голову, фыркнула, вырвала пучок травы, потерла хоботом глаз, а затем прочистила им ухо. Вирго вдыхала воздух и поднимала ногой пыль, но не пыталась нападать на пас. Казалось, она хочет выиграть время, не зная, что делать, но одновременно хоботом отвлекала внимание Иэна. Видно было, что ей не хватало смелости коснуться хоботом человеческой руки. Они долгое время стояли и наблюдали друг за другом. Потом Вирго двинулась прямо на Иэна, с угрозой шевеля ушами, и он раскинул руки, чтобы казаться больше и шире, затем повернулся и спрятался за ветвь, где стояла я.

Все это время дочь Вирго, слониха лет семи, стояла чуть поодаль и, широко расставив уши, наблюдала за этой удивительной встречей. Подошла Закорючка и, спрятавшись за Вирго, насколько возможно вытянула хобот вперед, чтобы обнюхать нас. Она была значительно крупнее и всегда находилась поблизости. Иэн считал ее старшей сестрой Вирго.

Дважды Вирго подходила к нам на расстояние полутора метров, вытягивала хобот и водила им около наших лиц, и я слышала ее долгий вздох, словно в туннель врывался ветер. Закончив свои исследования, она удалилась, срывая на ходу листья и засовывая их в рот. Остальные двинулись за ней.

- Я знал, что Вирго не причинит нам зла, - сказал Иэн.- Потрясающая слониха. Уверен, со временем мы полностью приручим ее и поиграем с ее малышом.

Так мы впервые пешие встретились с Вирго. Остальное было делом времени, мы еще пройдемся, взявшись рукой за хобот, вместе с Вирго, Закорючкой и их малышами. Самой сумасшедшей мечтой Иэна было взобраться на спину Вирго и так следовать за группой Боадицеи, спокойно наблюдая за слонами "изнутри", - он надеялся, что его при этом не заметят.

Меня поражало, на какие хитрости пускался Иэн, чтобы наладить отношения со слонами, и жалко, если все это не запечатлеет пленка. Решено - делаю фильм.

Прошел год. Многое изменилось с момента моего первого посещения Маньяры. Слоны так тесно вошли в мою жизнь, что я перестала оборачиваться на яростный рев. Когда живешь среди животных, начинаешь постепенно походить на них. Зрение и слух становятся острее. Реакция ускоряется - быстрее останавливаешься, пускаешься в путь, поворачиваешь. Некоторые животные днем ищут пищу, а ночью спят, другие наоборот; мы научились двигаться и жить по их расписанию и днем и ночью, научились бегать, прыгать через скалы, надолго задерживать дыхание. Расстояния не имели границ, время потеряло всякий смысл. Наш день начинался с восходом и кончался с заходом солнца. И незаметно сменялись месяцы засухи, дождей, жаркие и холодные дни. Месяц определяется по цвету деревьев, кустарников и цветов, время года - но облакам, дождю, пыли, а часы - по солнцу. Наступает новолуние, проходит полнолуние, а звезды, сияющие в безлунном небе, означают конец еще одного месяца.

Каждое утро в 4 часа 30 минут пел петух. В 5. 30 на горизонте появлялось красное пятно, а в 6. 00 весь горизонт уже светился. Еще через полчаса всходило солнце, а когда два египетских гуся покидали верхний водоем и направлялись к озеру, было 7 часов - час завтрака, час последних известий Би-би-си для своих соотечественников, находящихся за границей; затем мы приступали к работе.

В полдень солнце стояло над головой, и слоны перебирались на отдых в тень. Наступал час наблюдения за ними с верхушки дерева.

Когда солнце уходило за холм, в 5 часов пополудни, слоны отправлялись вдоль берега озера в вечернем свете к обрыву. В лагере наступал час рубки дров, приготовления ужина, чистки керосиновых ламп. Пора было запирать кур и козу. Когда египетские гуси возвращались в верхний водоем, было еще достаточно светло, чтобы приземлиться на нашей полосе. В 19 часов 15 минут наступала ночь.

Мы разучились смотреть на часы, пользоваться календарем и телефоном. Нам вполне заменяла их природа в любой момент нашей повседневной жизни.