Лучшая в море музыка

Время от времени в газетах и журналах мелькали заметки о том, что дельфины часто появляются возле кораблей, на палубе которых играет музыка. Сообщалось даже, что они по-разному реагируют на разные ритмы.

Чтобы проверить это предположение, как-то вечером я принес в бассейн транзисторный приемник. Было время отдыха после вечернего кормления, и пять афалин благодушествовали в позах зависа в центре бассейна. Осторожно, не показываясь им на глаза, я включил приемник и поймал первую попавшуюся мне мелодию. Это была какая-то классическая опера. Женский голос пел на итальянском языке. Звуки текли плавно, без резких изменений тональности. С первыми же тактами дельфины зашевелились и, приподнимаясь над водой, начали искать источник шума. Не увидев его (приемник был скрыт за бортом бассейна), они приблизились к месту, где он находился - значит, все-таки определили, где он стоит, - и снова замерли в позах зависа. Минут пять, пока звучала эта музыка, животные не двигались.

Я убавил громкость и начал ловить что-нибудь другое. Джаз попался почти сразу. С первых же резких аккордов дельфины зашевелились, начали нырять и возбужденно плавать по всему бассейну. Я выключил приемник, но спокойствие в бассейне наступило не сразу - еще несколько минут животные никак не могли угомониться. Таким образом, они очень четко прореагировали на разные музыкальные ритмы.

Чтобы уточнить их реакцию, я еще несколько вечеров проводил этот эксперимент, регистрируя поведение дельфинов при каждом новом звучании. Постепенно вырисовывалась довольно определенная картина. Больше всего животным нравилась - если судить по тому, что они слушали, почти не шевелясь - медленная, плавная музыка без высоких тонов. Как только начинали звучать высокие ноты или раздавались частые стакатто барабанов, дельфины сразу же начинали беспокоиться.

Они хорошо воспринимали пение - и мужское, и женское. Однажды я поймал орган - его звучание также было воспринято положительно. Все резкие, высокие звуки, джаз и вообще любая музыка, имеющая четкий ритм, возбуждали животных. Правда, нельзя слишком уверенно утверждать, что она им не нравилась. Возможно, как раз наоборот: такая музыка настолько нравилась животным, что они не могли оставаться на месте, реагируя возбужденными движениями на быстрый темп.

Выразить свое отрицательное отношение к музыке, покинув то место, где она звучит, дельфины, конечно, не могли. Но и не делали вообще никаких попыток отдалиться от источника музыки (возможно, по той причине, что музыка, звуки которой многократно отражались от стен бассейна, по всей его акватории звучала с одинаковой силой).

В другой раз я провел небольшое исследование реакции дельфинов на непрерывные звуковые сигналы разных частот, задавая их с помощью генератора. Излучающее устройство устанавливалось рядом с местом кормления и включалось периодически на 15-20 секунд. На подаваемые негромко сигналы в пределах от 1 до 20 кГц (изменение частот производилось ступенчато - через 1 кГц), животные особого внимания не обращали. Следовала лишь кратко­временная ознакомительная реакция на излучатель: животные подплывали и осматривали его, причем делали это каждый раз, как только изменялась частота, и продолжали есть корм. По мере усиления громкости сигналов, подаваемых в пределах этих же частот, дельфины начинали проявлять беспокойство. Наибольшее возбуждение вызывали у них частоты в пределах 8-12 кГц. Животные прекращали есть рыбу и отходили подальше от генератора. Менее всего отрицательная реакция была выражена при 3-6 кГц. Когда звучали сигналы такой частоты, некоторые особи брали корм в непосредственной близости от излучателя, даже если он был включен на полную громкость.

Картина поведения дельфинов резко изменилась, когда в бассейн начали подаваться импульсные сигналы тех же частот. Посылки длительностью 0,1 секунды с периодичностью 0,5 секунд вызывали у животных явное беспокойство на всех частотах даже при незначительном уровне сигнала. При модулировании их частотами 7-9 кГц дельфины в панике бросились в дальний угол, и все время подачи сигнала находились там.

Интересно, что между собой в это время животные совершенно не пересвистывались, они молчали даже по прошествии двух минут после отключения задающего генератора. Повторное включение снова вызвало у них такую же реакцию, но пересвистывание возобновилось почти сразу же после прекращения подачи импульсов. Каждый раз после этого самые крупные дельфины осторожно приближались к излучателю и осматривали его, иногда принимая по отношению к нему позу угрозы.

Думаю, испуг от импульсных сигналов мог быть вызван тем, что они имеют отдаленное сходство с лоцирующими щелчками касатки - грозы всех китообразных. Вряд ли наши дельфины были знакомы с этим хищником, не брезгующим и своими мелкими сородичами. Но вполне вероятно, что эта активно-оборонительная реакция возникала как следствие врожденного рефлекса, сохранившегося еще с той поры, когда с этими «дельфиноедами» могли сталкиваться их предки. А прекращение подачи собственных сигналов (затаивание) можно рассматривать в этом случае как проявление пассивно-оборонительного рефлекса. Животные умолкали, чтобы не дать возможности угрожающему животному определить жертву по издаваемым ею звукам. (Именно так поступают белухи - касатки довольно часто охотятся на них. )

Цель экспериментов по выявлению реакции дельфинов на различные частоты - выбор звуков, к которым дельфины были бы индифферентны. Зная частоты звуков, на которые дельфины реагируют спокойно, мы могли приступить к изготовлению сигнализаторов, чтобы управлять животными при дрессировке.

К этому времени многие из нас научились довольно похоже (как показало сличение спектров) имитировать некоторые свисты, издаваемые дельфинами. Как-то вечером я тихо подошел к бассейну, где скучала в одиночестве Игрунья, и, решив проверить ее реакцию, начал поочередно, с небольшими интервалами воспроизводить различные свисты. На имитацию просьбы рыбы дельфиниха не реагировала, но при подаче мною сигнала, издаваемого дельфином, оказавшимся в незнакомой обстановке, Игрунья вздрогнула и, отвечая похожим свистом, начала плавать по бассейну, очевидно, отыскивая источник звука. Убедившись, что никого и ничего нового в ее обиталище нет, Игрунья перестала отвечать, успокоилась и на все мои дальнейшие провокации не реагировала. Интересно, что на собственные свисты, записанные на магнитофон и транслировавшиеся в бассейн, Игрунья почти никак не реагировала. Дельфиниха даже не приближалась к динамику, из которого неслись звуки. Возможно, причина тому - фон собственных шумов аппаратуры, придававших свистам несвойственную им «техническую» окраску и делавших их непохожими на те звуки, которые в действительности издают животные.

Дельфины способны очень хорошо копировать звуки. Мы убедились в этом, когда на одной из тренировок по «баскетполо» в бассейне вдруг раздался отчетливый и громкий звук свистка, который подавал дрессировщик, когда мяч забрасывался в кольцо (вслед за этим животные обычно получали поощрение - порцию рыбы). Но свисток висел на шее у дрессировщика, а звук несся со стороны животных - оказалось, что подражала сигналу Марфа. Как только она это сделала, все дельфины, как обычно, сгруппировались у кольца, ожидая рыбу. Очевидно, их, как и нас, свист Марфы ввел в заблуждение. Рыбу, конечно, они не получили. Но подачу сигналов свистком в этой игре пришлось отменить, так как Марфа, а вскоре к ней присоединилась и Игрунья, постоянно устраивали звуковые «провокации», сбивая этим с толку остальных.

Других случаев подражания не наблюдалось. Возможно, мы их просто не замечали, потому что, к сожалению, не вели постоянного контроля за звуками, издаваемыми дельфинами. Но точность воспроизведения дельфинами свистка красноречиво свидетельствовала о том, что эти животные способны легко и безошибочно копировать звуки, которых нет в их собственном «словаре».